— Другими словами, вы не сожалеете, что рекомендовали ее в члены?Робертс был не из тех, кто признавал ошибки. Или верил в благонадежность своих подчиненных.— Господи, конечно же, нет! Она была добросовестной и полной энтузиазма. Ей только следовало поднабраться опыта в методике работы комитета. И еще: бывали случаи, когда она высказывала свое мнение не так тактично, как следовало бы.Все намеки, намеки… Почему, черт возьми, люди не способны говорить прямо? Осторожность — хорошая штука, но нельзя же заходить настолько далеко.— Что вы имеете в виду, профессор? — спросила Флавия.— Что ж, приведу один пример. Тем более что рано или поздно вы все равно об этом узнаете. Кстати, вы представляете методы нашей работы?Она покачала головой. В последние двадцать четыре часа ей пришлось переворошить множество всякой информации. Но никто не придавал особого значения деталям работы искусствоведов. Печальное и вопиющее невнимание.Как объяснил Робертс, их главные методы были просты. Каждому члену комитета поручалось исследование одного произведения — либо самостоятельно, либо в сотрудничестве с другими учеными. Готовый отчет обсуждали на ежегодном заседании комитета, в результате чего картине голосованием присваивались категории «А» — подлинный Тициан, «В» — не ясно или «С» — явная подделка. Произведения категории «А» подвергались дальнейшим исследованиям, чтобы избежать возможности ошибки. Индивидуальные отчеты и коллективные выводы постепенно накапливались и оформлялись в глянцевые, дорогие, богато иллюстрированные тома.Объяснения Робертса вызывали все более сильное удивление Флавии.— Вы утверждаете, что большинство членов комитета голосовало за то, что картина подлинная или подделка, не видя ее в глаза?— Да. Но в большинстве случаев в этом нет никакой необходимости. Произведения Тициана разбросаны по всему миру. Мы не в состоянии ездить все вместе, чтобы оценить каждое. Кроме того, принимая от итальянского государства средства, комитет находится под его постоянным давлением: министерство желает получать то, что оно именует ценностями, за свои деньги. Доктор Лоренцо не устает повторять, что мы живем в новом веке конкуренции. Ужасное положение.— И как много времени вы тратите на одну картину?— Вы хотите спросить, на ее изучение? Это зависит от конкретного случая. Зачастую хватает пары часов.— Странно. Не слишком ли это поспешно? Окончательное заключение за такое короткое время?— Уверяю вас, — пожал плечами Робертс, — мы выполняем работу тщательнее, чем это делается в рамках других проектов. Нам предстоит еще проверить несколько сотен картин, а мы между тем стареем. История, о которой я хочу рассказать, заключается в следующем. На первом заседании Луизы доктор Коллман предложил присвоить картине из собрания миланского коллекционера категорию «С». Я изучал полотно вместе с ним, и нам пришлось проделать серьезную работу с архивами. Сам я не склонялся ни к какому определенному мнению, но доктор Коллман полагал, что архивных свидетельств недостаточно. Все, кроме Луизы, согласились с его суждением. Она тоже была поначалу «за», но на следующий день именно она стала причиной серьезных разногласий.— Почему?— Я думаю, дело в ее энтузиазме. Но уж слишком все зашло далеко, и люди стали раздражаться. Меня всегда огорчало подобное отношение: какой смысл в нашем проекте, если он превращается в арену борьбы за власть? Я сделал все возможное, чтобы ради всеобщего блага ее остановить.— И преуспели?— Частично. По крайней мере убедил ее не поднимать шум. Это оказалось весьма утомительно. Луиза уперлась и, как я уже упоминал, была со мной резка. Сам я высоко оценил труд Коллмана и был готов согласиться с его рекомендациями. Исследуемое произведение — всего лишь набросок маслом для религиозного полотна. Сюжет неясен. Стилистические особенности позволяют отнести его к началу шестнадцатого века. Луиза настаивала на том, что работа проведена неправильно.— Ее за это вряд ли можно судить, — отважилась возразить Флавия. — Ведь вы же не желаете допустить ошибку.Робертс нахмурился:— Естественно, нет. Поэтому я не стал возражать. Но доктор Коллман огорчился. Он считал, что со стороны Луизы неэтично на первом же заседании подвергать сомнению выводы своих коллег. Впрочем, спросите его сами. Я считаю неверным описывать за него его же реакцию.— А каковы были выводы Мастерсон?— Не знаю. Они содержались в работе, которую она должна была представить вчера. Полагаю, бумаги находились в сумке, которую у нее украли.— Возможны ли неоспоримые выводы по такому поводу, как этот?Это было приглашением к спору, и Робертс не мог его отклонить. Он откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу, свел вместе кончики пальцев и заговорил так, словно поучал самую отсталую из своих студенток:— Видите ли, вы не должны забывать, что Тициан — один из величайших гениев Ренессанса. В силу этого теоретически возможно вычленить искру таланта, которая должна содержаться во всех его работах. Но даже гений его уровня не вылупляется готовым, так сказать, сформированным…Флавия пожалела о своей неосторожности: Робертс говорил так, словно каждое слово начиналось с большой буквы. А по блеску в его глазах она понимала, что его монолог надолго. Еще даже не дошло до тицианова мастерства владения кистью. Но она напросилась сама — оставалось расслабиться и изобразить на лице терпение и заинтересованность.Робертс осветил юношеский период творчества Тициана — рассказал, как тот начинал в студии Беллини, а затем подпал под влияние Джорджоне.— Не сомневаюсь, — сказал он, — вы слышали, что Тициан помогал ему в росписях Фондако деи Тедески в Венеции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65