Впрочем, дети ничего не видели, они долго спали в субботу. Хоппи никому ничего не сказал, да никто его, в сущности, ни о чем и не спрашивал. Чувство унижения удерживало его от того, чтобы поделиться с кем-нибудь своим ужасным секретом.
Ровно в девять явились Нейпаер с Ничменом, а с ними еще один, более пожилой человек в таком же строгом темном костюме и с тем же суровым выражением лица, словно он пришел, чтобы лично высечь и содрать кожу с несчастного Хоппи. Ничмен представил его как Джорджа Кристано. Из Вашингтона! Из министерства юстиции!
Рукопожатие Кристано было холодным. Он оказался неразговорчивым.
- Послушайте, Хоппи, вы не возражаете, если мы предложим вам побеседовать где-нибудь в другом месте? - спросил Нейпаер, презрительно оглядывая кабинет.
- Просто так будет безопаснее, - пояснил Ничмен.
- Вы же не знаете, где могут быть спрятаны "жучки", - добавил Кристано.
- Так скажите мне, - пошутил Хоппи, но никто не уловил юмора. Он был не в том положении, когда можно отказаться, поэтому пришлось согласиться.
Они сели в строгий черный "линкольн": Ничмен и Нейпаер впереди, Хоппи - сзади вместе с Кристано, который сразу же начал деловито объяснять, что он какой-то там помощник Генерального прокурора из самых потаенных уголков министерства юстиции. Чем ближе к заливу они подъезжали, тем отвратительнее чувствовал себя Хоппи. Потом Кристано надолго замолчал.
- Вы демократ или республиканец, Хоппи? - мягко спросил он, прервав наконец затяжную паузу.
Нейпаер повернул к берегу и направил машину вдоль моря на запад.
Хоппи, разумеется, никого не хотел обидеть.
- О, я даже не знаю. Я всегда голосую за личность, знаете ли. К партиям я не примыкаю, понимаете, что я хочу сказать?
Кристано смотрел в окно, словно давая понять, что не это он хотел услышать.
- А я надеялся, что вы убежденный республиканец, - сказал он наконец, продолжая смотреть на море.
Хоппи мог объявить себя приверженцем любой паршивой партии - как пожелают эти ребята. Ему было абсолютно все равно. Если это доставит удовольствие мистеру Кристано, он готов был стать даже коммунистом-фанатиком с диким взором и партбилетом на груди.
- Я голосовал за Рейгана и Буша, - с гордостью сказал он. - И за Никсона. Даже за Голдуотера.
Кристано едва заметно кивнул, и Хоппи перевел дыхание. Нейпаер заглушил мотор, припарковав машину у дока на берегу залива Сент-Луис, в сорока минутах езды от Билокси. Хоппи вслед за Кристано прошел по пирсу и взошел на борт безлюдной шестидесятифутовой яхты под названием "Полуденный восторг". Нейпаер и Ничмен остались около машины.
- Садитесь, Хоппи, - предложил Кристано, указывая на скамейку с воздушно-мягким сиденьем, стоявшую на палубе. Хоппи сел. Яхта едва заметно, плавно покачивалась: на море был штиль. Кристано сел напротив и наклонился вперед, так что их головы оказались на расстоянии не более трех футов друг от друга.
- Красивая яхта, - сказал Хоппи, поглаживая кожзаменитель, которым были обиты сиденья.
- Она не наша. Послушайте, Хоппи, на вас, случайно, нет записывающего устройства?
Хоппи инстинктивно вскочил, шокированный таким предположением:
- Конечно, нет!
- Простите, но так бывает. Так что мне придется вас обыскать, вы уж не обессудьте. - Кристано быстро окинул его взглядом с головы до ног.
При мысли, что этот незнакомец будет сейчас обыскивать его здесь, на яхте, где больше никого нет, Хоппи пришел в ужас.
- Я клянусь, что на мне ничего нет, поверьте, - сказал он, гордясь своей твердостью.
Лицо Кристано подобрело.
- Хотите, можете и вы меня обыскать, - предложил он.
Хоппи оглянулся по сторонам, нет ли кого поблизости. Выглядело бы странновато, подумал он: двое взрослых мужчин ощупывают друг друга средь бела дня на стоящей на якоре яхте.
- А на вас есть "жучок"? - спросил он.
- Нет.
- Клянетесь?
- Клянусь.
- Ну ладно, - с облегчением сказал Хоппи, ему очень хотелось поверить этому человеку. Иначе... Об этом даже подумать было страшно.
Кристано улыбнулся, потом вдруг нахмурился и подался вперед. Легкая беседа закончилась.
- Я буду краток, Хоппи. У нас к вам предложение. Предложение, которое позволит вам выйти из неприятной ситуации без единой царапины: ни ареста, ни обвинения, ни суда, ни тюрьмы, ни вашего портрета в газетах - ничего. В сущности, о случившемся никто даже и не узнает.
Он перевел дыхание, и Хоппи, воспользовавшись моментом, сказал:
- Звучит заманчиво. Я вас слушаю.
- Это необычное дело, прежде с подобными делами мы не сталкивались. Оно не имеет отношения ни к закону, ни к суду, ни к наказанию. Это политическое соглашение, Хоппи. Чисто политическое. В Вашингтоне не останется никаких бумаг, в которых вы бы фигурировали. Никто никогда ни о чем не будет знать, кроме меня, вас, тех двух ребят возле машины и менее десятка сотрудников секретного департамента министерства. Вы выполняете свою часть договоренностей, мы прекращаем ваше дело, и все обо всем забывают.
- Я согласен. Говорите, что нужно делать.
- Хоппи, вы осуждаете преступления, злоупотребления наркотиками, вам небезразличны закон и порядок?
- Конечно.
- Надоели ли вам взяточничество и коррупция, процветающие повсюду?
Странный вопрос. В этот момент Хоппи почувствовал себя мальчишкой, расклеивающим воззвания против коррупции.
- Да.
- В Вашингтоне, Хоппи, есть хорошие и плохие люди. Мы в министерстве готовы жизнь отдать борьбе с преступлениями. Я, Хоппи, имею в виду серьезные преступления. Я говорю о наркодельцах, подкупающих судей, о конгрессменах, принимающих взятки от иностранных врагов, о преступлениях, подрывающих основы нашей демократии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155