— Тогда где же?Льюис кивком головы указал на окно. Шум усиливался.— Где-нибудь там. Улицы полны идиотов, маньяков и изуверов.— И все они ненавидят нас.— Это всем ясно. Послушайте, шеф, очень много проблем нам доставляет судья Розенберг. Он по-прежнему отказывается впустить наших людей к себе в дом, заставляет их всю ночь сидеть на улице в машине. Он разрешает своему любимому офицеру охраны Верховного суда — как его имя... Фергюсон — сидеть у задней двери снаружи, но только с десяти вечера до шести утра. Никто не может войти в дом, кроме судьи Розенберга и его санитара. Место не охраняется надежно, должен сказать.Раньян провел скрепкой по ногтям и едва заметно улыбнулся. Смерть Розенберга, причиной которой явилось не важно что, любое орудие или метод, стала бы облегчением. Нет, это был бы великолепный случай. Шефу хотелось бы одеться в черное и произнести надгробные слова, а за закрытыми дверями похихикать со своими клерками. Раньяну нравилась такая мысль.— Что вы предлагаете? — спросил он.— Вы можете поговорить с ним?— Я пытался. Я объяснял ему, что, возможно, его ненавидят в Америке больше всех, что миллионы людей проклинают его каждый день, что народ в основной своей массе хотел бы видеть его мертвым, что он получает почту, полную ненависти, в четыре раза большую, нежели мы все, вместе взятые, и что он предпочитает оставаться отличной мишенью для предательского убийства.Льюис выждал некоторое время.— И?..— Сказал мне поцеловать его в зад, затем уснул. Служащие хихикнули, как того и следовало ожидать, и тогда агенты ФБР тоже сочли юмор уместным и разразились смехом.— Итак, что мы предпримем? — не найдя в этом ничего забавного, спросил Льюис.— Вы охраняете его как можно лучше, составляете письменные отчеты и не беспокоитесь ни о чем. Он не боится ничего, в том числе и смерти, и если он не обливается потом от страха, то почему это должны делать вы?— Директор трясется от страха, а значит, и я, шеф. Все очень просто. Если хоть один из вас пострадает, то Бюро будет неважно выглядеть.Шеф быстро развернулся вместе с креслом. Шум с улицы все больше действовал на нервы. Митинг затягивался.— Позабудем о Розенберге. Может быть, он умрет своей смертью во сне. Меня больше заботит Дженсен.— С Дженсеном не все так просто, — ответил Льюис, листая страницы.— Я знаю, что он представляет для нас проблему, — медленно произнес Раньян. — Он — препятствие. Теперь он считает себя либералом. Голосует, как и Розенберг, наполовину. В следующем месяце он превратится в крайнего расиста и будет поддерживать школы с раздельным обучением. Потом он влюбится в индейцев и захочет отдать им Монтану. Это все равно, что иметь умственно отсталого ребенка.— Его лечат от депрессии, вам известно об этом.— Да, я знаю, знаю. Он мне рассказывает об этом. Я для него как отец.Шеф продолжал чистить ногти.— А как насчет инструктора по аэробике, с которой он встречался? Она все еще вместе с ним?— Не совсем так, шеф. Я не думаю, что его интересуют женщины. — Льюис самодовольно замолчал. Он знал больше. Он посмотрел на одного из своих агентов, и тот подтвердил эту небольшую пикантную новость.Раньян проигнорировал это, он не хотел больше слышать об этом.— Он взаимодействует с вами?— Конечно, нет. Во многих отношениях он хуже Розенберга. Он позволяет нам сопровождать его до здания, где находится его квартира, а затем заставляет нас просиживать всю ночь напролет на автомобильной стоянке. Он отделен от нас семью этажами, не забывайте об этом. Нам даже не разрешается сидеть в холле. Можем побеспокоить его соседей, говорит он. Поэтому мы находимся в машине. Имеется десяток способов входа и выхода из здания и невозможно защитить его в случае необходимости. Ему нравится играть с нами в прятки. Он все время шастает туда-сюда, и поэтому мы никогда не знаем, находится он в данный момент в здании или нет. В отношении Розенберга нам, по крайней мере, известно, где он находится всю ночь. Дженсен невозможен.— Вот здорово! Если вы не можете уследить за ним, то как это может сделать убийца?Льюис постарался не заметить юмора.— Директора очень беспокоит безопасность судьи Дженсена.— В его адрес ведь раздается не слишком много угроз.— Он у нас под номером шестым в списке, и угроз в его адрес не намного меньше, чем у вас, ваша честь.— А, так значит, я на пятом месте.— Да. Сразу после судьи Мэннинга. Он взаимодействует с нами, кстати. Полностью.— Он боится собственной тени, — произнес шеф. Несколько заколебался, но продолжил. — Мне не следовало этого говорить. Простите.Льюис сделал вид, что не обратил внимания.— Действительно, сотрудничество было довольно хорошим, за исключением Розенберга и Дженсена. Судья Стоун много ворчит, но слушает нас.— Он ворчит на каждого, не воспринимайте это как личную неприязнь. Как вы думаете, куда ускользает Дженсен?Льюис взглянул на одного из своих агентов.— Никакого представления.Большая часть толпы неожиданно сомкнулась в едином естественном порыве, и казалось, каждый на улице влился в нее. Шеф не мог не обратить на это внимания. Окна задрожали. Он встал и объявил об окончании совещания. * * * Кабинет судьи Гленна Дженсена находился на третьем этаже, вдали от улицы и шума. Он представлял собой просторное помещение, хотя и меньшее из девяти. Дженсен как самый младший из девяти судей, естественно, был счастлив заполучить отдельный кабинет. Получив назначение на должность шесть лет назад в возрасте сорока двух лет, он считался сторонником строгого соблюдения американской конституции с глубокими консервативными убеждениями, совсем как тот, кто назначил его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122