– Вы не жертва, вы временно отстраняетесь от исполнения обязанностей.
– Ответьте на мой вопрос! – крикнул Гоемон.
– Это и в ваших интересах, Гоемон. Садитесь, Бога ради! – повысил голос глава кабинета.
Гоемон молча сел. Его собеседник поднялся и стал расхаживать по кабинету широкими шагами.
– В последнее время вы немного зарвались. Вы поставили себя над законом. Вы провели эту операцию непростительно грубо, и вы не будете прощены. Вы самовольно...
– Что самовольно? – перебил Гоемон.
– Молчите! Вы не в том положении, чтобы перебивать меня. Вы самовольно пошли на штурм фермы, прекрасно зная, что это может стоить жизни послу Пойндекстеру. Вы увлеклись партизанщиной, Гоемон, пошли на поводу у нездоровых инстинктов. Вы на грани психоза, Гоемон! Я помню ваши слова: "Если бы это зависело только от меня, я бы пригвоздил их к стене".
– Я не помню, что говорили вы, – сказал комиссар с яростью, – но знаю, что понял я.
– Ни слова больше, Гоемон! – крикнул глава кабинета. – Меня приводят в бешенство ваши фантазии!
Комиссар открыл рот, тяжело дыша. Глава кабинета остановился, глядя на него глазами инквизитора.
– Хорошо, – вздохнул Гоемон. – Я буду козлом отпущения.
– Я был бы вам благодарен, если бы вы не употребляли этого нелепого и тенденциозного выражения, выйдя из моего кабинета.
– Благодарен в какой степени?
Глава кабинета вернулся к своему столу и сел в кресло. Он закурил "Житану" и сквозь дым смотрел на Гоемона прищуренными глазами.
– Не скрою от вас, что придется принять соответствующие санкции дисциплинарного порядка, – сказал он. – После этого... Вам не повредит исчезнуть на некоторое время. Вы отправитесь к неграм для оказания им технической помощи.
– К неграм, – воскликнул Гоемон с нервной дрожью.
– Куда-нибудь в Африку, да, это хорошее решение. Если у вас есть садистские наклонности, вы можете их там проявить. В общем, посмотрим. Это не я решаю.
Гоемон молчал. Глава кабинета пожал плечами.
– Я сочувствую вам, Гоемон, – сказал он, – но ничего не поделаешь. Слишком много за вами накопилось. Попытка самоубийства жены Мейера. Протесты жандармерии, вы знаете... Все это накаляет общественность. Американцы тоже это понимают. Я разговаривал по телефону с их министром иностранных дел.
Глава кабинета снова поднялся, тем самым показывая, что беседа окончена. Гоемон тоже встал. Он побагровел и еле сдерживался.
– Попытайтесь поймать последнего анархиста, – сказал он хриплым голосом. – Если он начнет говорить, то тогда действительно вам придется туго.
– До свидания, Гоемон, – сказал глава кабинета. – Вы имеете право вернуться в свой кабинет, чтобы закончить неотложные дела. Что касается комнаты, держите ее под наблюдением. Вы поняли, Гоемон?
– До свидания, – сказал Гоемон и вышел.
Ночной холодный воздух обжег его лицо, когда он направился к своей машине. Некоторое время он неподвижно сидел, положив руки на руль и устремив взгляд в пустоту. Комиссар чувствовал себя раздавленным не более минуты. Он знал, что ему делать, чтобы отомстить. Гоемон поехал в свой офис.
Когда он вошел в комнату, в которой находился Треффэ, по-прежнему соединенный наручниками с радиатором, молодой человек поднял голову и посмотрел на комиссара запавшими глазами. Гоемон достал из внутреннего кармана бычий нерв и опустил его на голову Треффэ. Молодой человек закрыл глаза, его челюсть отвисла, и он рухнул на пол.
Вслед за комиссаром вошли двое его подчиненных.
– Выволоките его через черный ход и посадите в мою машину, – приказал Гоемон. – Ждите меня перед его домом.
– Патрон, вы уверены в том, что делаете? – спросил более молодой офицер полиции. – Я имею в виду... Почему не оставить его в покое?
– Почему? – крикнул Гоемон. – Почему! – повторил он и вышел из комнаты, пожав плечами и продолжая повторять это слово.
Выйдя на улицу, он был ослеплен вспышками фотоаппаратов. Журналисты ждали его на тротуаре. Они протягивали к нему микрофоны, засыпая его вопросами. Ослепленный Гоемон прокладывал себе дорогу сквозь толпу наподобие гребца.
– Позвольте пройти. Освободите проход.
Он дошел до черного "ситроена", стоявшего у входа.
– Я хочу сказать вам одну вещь! – крикнул он. – Из меня собираются сделать козла отпущения, но я во всем этом деле только исполнял полученные приказы.
Он усмехнулся. Журналисты выкрикивали вопросы, отталкивая друг друга, чтобы подойти к нему поближе. Он наслаждался своей властью. На его большом прыщавом лбу выступили капли пота.
– И еще одна вещь! – крикнул он. – Нас предупреди ли о планируемом похищении посла Соединенных Штатов Америки еще месяц назад. У меня был информатор в группе "Нада". Он не принимал непосредственного участия в подготовке акции, но ему было известно все, кроме даты похищения.
"Пусть теперь расхлебывают", – подумал Гоемон, представив себе выражение лица главы кабинета.
– Да, да! – крикнул он журналистам. – Этот информатор жив. Да, он на свободе. Нет, я не могу назвать его имени.
"Но, – подумал он, – его может назвать Буэнвентура Диаз", – и он ликовал, открывая дверцу "ситроена" и садясь в машину. Он включил мотор.
– Нет, мне нечего больше заявить!
Он поднял стекло. "Ситроен" тронулся, оторвался от толпы и покатил по мокрому шоссе, отражавшему мерцание фонарей.
Было около одиннадцати вечера, когда комиссар добрался до узкой улицы, на которой проживал Треффэ. Прохожих не было. На маленькой дорожке стоял "рено-15". Гоемон остановил "ситроен" позади него и вышел из машины. За рулем "рено" сидел офицер полиции. Другой офицер на заднем сидении караулил Треффэ, который был без сознания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35