Двое молодых (у «мисс» была странная шкура — пегая, с проседью) отошли от них и, стоя поодаль, не спускали глаз с Альберта. А он тем временем оживил затекшие ноги.Стало почти совсем светло, когда все четверо зашли за кусты, за камни и исчезли. Таинственно исчезли, будто их и не было. А был лишь сон: пригрезились бесы во мраке… мракобесие…Альберт обрел свое обычное хладнокровие. У него есть с собой все необходимое: еда, ружье, патроны. Он легко избавится от своего похитителя и уйдет. Компас показывал — через неделю индеец-перевозчик будет ждать его вон в той стороне.Сейчас он сидит на земле, а кругом горы — крутые, да, совсем крутые. Ему через них не перелезть, а стоят они круглой стеной. Он в колодце, на дне, а судя по тому, что в середине зелень погуще, — там вода. А если проточная? Если ручей, речка, значит, есть и русло. Как вода втекает в этот каменный мешок, как вытекает?Альберт собрал свои пожитки, опустился ниже, дошел до высокого дерева, решил залезть на него, осмотреть через подзорную трубу местность. Он повесил спальник на сук, а сам с ружьем в руке и подзорной трубой залез на дерево.Да, горы вокруг таковы, что ему их не преодолеть. Он не альпинист, у него нет никакой оснастки. Опустил трубу вниз, где была густая зелень, увидел воду, ручей; течение — быстрое. Скользнул подзорной трубой по направлению течения воды, и в поле его видения медленно вошла молодая «мисс». Она — движения ленивые, вялые — наклонилась к ручью, стала на колени, мохнатые груди свисли. Вытянув вперед голову, она стала пить воду как животное — опустив голову в воду. Потом встала, опершись руками, не торопясь, повернула голову и объела листья с ветки. Меж вытянутых вперед челюстей видны были язык — она им охватывала листья — и белые, плотным рядом, крупные зубы; они перетирали листья так, как это делают коровы. — Н-да, красавица… — подумал Альберт и опустил трубу. — Не для нее ли… в женихи?«В неки— и-им царстве, в неки-и-им государстве…» -ключница Пелагея — не молодая, но еще белая, румяная и дородная женщина, великая мастерица сказывать сказки — подошла к ручке барчука, вздохнула несколько раз, приговаривая: «Господи, помилуй нас, грешных», — села у печки, пригорюнилась и заговорила нараспев: «В неки-и-им царстве…» И вышла сказка под названием «Аленький цветочек». Эти слова написаны были С. Т. Аксаковым почти полтора века тому назад, и ничего, казалось бы, нет общего между сказочной красавицей — дочкою меньшою купца богатого, именитого, гостившего в садах и чертогах зверя не зверя, человека не человека, а чудища страшного и мохнатого, — и Альбертом Остменом — лесорубом из Канады, человеком вполне реальным, который, не выпуская из рук ружья, расположил свои пожитки поближе к берегу ручья. А ручеек этот, текущий среди кустов, не напоминает вольной реки Бугуруслан в уфимских степях Башкирии, где среди снежных сугробов торчали соломенные крыши крестьянских изб, а в барском доме у натопленной печи будущий писатель слушал сказку ключницы Пелагеи. Сказку, сказываемую со всеми прибаутками, ужимками, оханьем и вздыханием.И ничего— то вроде общего нет, разве что общее небо, голубое, всеобъемлющее, всех объединяющее. На это небо, лежа на земле навзничь, Альберт глядел и раздумывал, пытаясь решить нерешаемое: на сколько времени растянуть ему свои съестные припасы? Не объедать же ему листья с ветвей? А главное -как удрать?Ничего, казалось бы, общего, а сказка та сама собой приходит на память, напрашивается в напарницы к рассказу Альберта Остмена, переданному им Рене Дахиндену и Джону Грину и напечатанному в книгах. изданных в Канаде. А уж слово письменное облетает мир в наши времена куда быстрее слова устного, фольклорного во времена дописьменные, давние.Два последующих дня прошли довольно мирно. Вероятно, его рассматривали издали — так он решил. Близко один раз подошел сам хозяин. Постоял, побормотал и ушел.Альберт перенес свои пожитки в другое место, выше по течению ручья, туда, откуда было видно, как по прямой линии вытекал он из горного туннеля. Он частенько смотрел в проем. Для этого заходил в ручей, держа в руках и ботинки и ружье. Ногам была приятна прохладная вода, она, казалось, до конца залечивала ранки от гвоздей, а увиденный им, когда он наклонялся, просвет в туннеле еще увеличивал его удовольствие.Оставалось высчитать: достаточно ли широк туннель, пробитый ручьем, чтобы в него пролезло его тело? Даже самая субтильная из их семейства «мисс» имела в плечах околр метра — этот проем не для них (на случай преследования). А как для него? Не узок ли? Он подошел поближе, измерил ширину куста, что рос неподалеку, — примерно та же ширина, что и туннеля. Его плечи, пожалуй, будут поуже. Альберт еще ближе подошел к туннелю, наклонился и успел заметить просвет, как вдруг… — Ссоакха! Ссоакха!! — Внезапно крик сзади, громкий и хриплый. Сильный толчок мохнатых руки Альберт, как младенец, отлетел в сторону, ударился о землю, перевернулся раза два. Встал. Огляделся. Никого.Только ветки кустов шевелятся, потревоженные. И короткий вскрик, не то рыдающий, не то хохочущий, не то рычащий. Где-то там, за кустами, за камнями.А что же напарница-сказка замолчала? Что там сказывала ключница Пелагея? Каков, согласно сказке, характер звуков, издаваемых «зверем лесным, чудом морским»? Тем самым, которого современные знатоки, дискутируя, называют кто питекантропом, кто австралопитеком, а иные — дожившим до наших дней неандертальцем, который, как утверждают научные трактаты, обладал зачатками членораздельной речи.«…Блеснула молонья, ударил гром, инда земля зашаталася, вырос будто из земли зверь не зверь, человек не человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130