Все выглядело так, словно пожилой мужчина подошел к столу, может быть, чтобы заглянуть в чашки, а убийца приставил к нему в этот момент пушку и отправил его на тот свет. Согласно медицинскому заключению, он был убит предыдущим вечером между десятью и одиннадцатью часами.
Улики? Да. Но там не обнаружили никаких улик. В комнате нашли массу отпечатков пальцев, включая и пальцы убитого; однако на чашках и блюдцах вообще не было никаких отпечатков, даже рук в перчатках или следа ткани, которой их вытирали. Никто там не курил и не пил; ни один стул не двигали; не было и намека на то, сколько человек могло находиться в комнате и что они могли там делать. Было только еще одно свидетельство: в пепле камина нашли остатки очень большой картонной коробки и фрагменты оберточной бумаги. Однако это не походило на упаковку от чайных чашек. Чашки хранились, как я объясню, в более продуманной таре, в деревянной коробке. Но эта деревянная коробка исчезла.
Фотография запечатлела тощего человека, с кротким лицом, крючковатым носом, подстриженной седой бородой и усами.
– Опознать убитого оказалось легко, – продолжал Мастерс. – И тут – бенс! Мы уткнулись в стену. Высший класс, сэр, он был последним человеком, которого кто бы то ни было стал бы убивать! Его звали Уильям Моррис Дартли. Он был холостяк, очень богатый, и у него не было родственников, кроме незамужней сестры, грозной старой особы, которая вела его дом. Дело не только в том, что у него не было никаких врагов – у него не было даже друзей. В молодости Дартли подозревали в том, что он провернул дельце-другое, связанные с шантажом; но за десятилетия это быльем поросло. Его сестра сообщила – и у меня не было оснований не поверить! – что она может описать каждую минуту из последних пятнадцати лет жизни брата. Мотив? Половина его денег переходила к сестре. Другая половина – музею Южного Кенсингтона. Поскольку в вечер убийства сестра играла в бридж, у нее было железное алиби – мы ее и не подозревали. А больше просто нам некого было подозревать. Последними нанимателями этого дома были мистер и миссис Джереми Дервент. Дервент оказался адвокатом, человеком с ужасающе безупречной репутацией. А с Дартли эта пара имела столько же дел, сколько с человеком на луне, так что мы опять уперлись в глухую стену. Единственным интересом Дартли в жизни было коллекционирование всякого рода предметов искусства, с сильным предпочтением керамики и фарфора. И тут мы снова вернулись к этим десяти чашкам.
Мастерс наклонился вперед и с многозначительным выражением лица побарабанил пальцами.
– Итак, смотрите, сэр. Я не назвал себя ценителем антиквариата. Такие вещи вне моей компетенции. Но про эти чашки даже я мог бы сказать, что они – нечто особенное. На них был рисунок вроде переплетенных павлиньих перьев – оранжевых, желтых и голубых. Нежные краски словно светились в темноте, и казалось, перья шевелятся. Кроме того, чашки были очень старинные. Так что я был прав, когда предположил, что они весьма хороши. Вот отчет эксперта из музея Южного Кенсингтона:
«Эти чашки и блюдца – превосходные экземпляры ранней итальянской майолики из всех, какие я когда-либо видел. Они ведут свою родословную из мастерской маэстро Джорджио Андреоли Диббио, на них стоит его подпись и дата изготовления – 1525 год. Я уверен, эти предметы уникальны. Они, разумеется, не являются чашками для чая, поскольку чай в Европе не знали до середины семнадцатого века. Признаю, что их назначение меня озадачило. В настоящий момент моя гипотеза такова: в свое время они, возможно, служили для каких-то церемониальных целей, таких как тайные советы, которые, как известно, существовали в Венеции. Чашки чрезвычайно ценные и на аукционе, вероятно, могли бы быть проданы за две или три тысячи фунтов».
– О-хо-хо! – отреагировал Г. М. – Это куча денег. Звучит многообещающе.
– Да, сэр, я тоже так подумал. Мы проследили путь этих чашек; они принадлежали самому Дартли. Похоже, он купил их как раз в тот день, 30 апреля, у торговцев художественными произведениями Соар с Бонд-стрит. Купил лично у старика Соара. Сделка проводилась под большим секретом, Дартли заплатил за чашки двадцать пять сотен наличными. Теперь вы можете сказать, что для убийства был мотив, хотя и совершенно сумасшедший. Предположим, какой-то свихнувшийся коллекционер тоже хотел получить эти чашки и задумал преступление, чтобы ими завладеть. Признаю, мне это кажется полным бредом, но что еще нам оставалось думать?
При этом преступник пошел на довольно-таки трудоемкое занятие. И начал с мебели. Мы обнаружили, что двумя днями раньше, 28 апреля, в офис компании Холборн «Домашняя мебель» – это одна из тех огромных фирм, которая может обставить весь ваш дом, начиная с громоотвода и кончая занавесками, – поступило анонимное письмо с приложенными к нему двадцатью пятифунтовыми чеками. Их отправитель выражал желание получить лучшую мебель для гостиной и холла. При этом просил собрать всю мебель вместе, за которой приедет фургон. И он приехал. Одновременно еще одно анонимное письмо с чеком на пять фунтов поступило в транспортную компанию Картрайта. Ее просили послать мебельный фургон в «Домашнюю мебель», чтобы перевезти приготовленный там груз в дом 18 на Пендрагон-Гарденс (в конверт был вложен ключ от входной двери) и оставить его в холле. И все это было выполнено, хотя никто и в глаза не видел человека, сделавшего такие заказы. Когда грузчики складывали мебель в холле, в доме никого не было. Человек, который за всем этим стоял, должно быть, расставил ее позже. Некоторые из соседей, конечно, обратили внимание на то, как вносили мебель, но, поскольку дом пустовал, решили, что это переезжает новый жилец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77