Харри Мартин Кумб, полицейский фотограф, удостоверил подлинность снимков, сделанных в связи с преступлением. Лестер Джордж Фрэнклин, землемер района Вестминстер, дал показания относительно обследования им дома 12 на Гроувнор-стрит и предъявил планы дома. Копии раздали членам жюри. Мистер Хантли Лотон, чьи манеры отличались некоторой напыщенностью, плохо гармонировавшей с крючковатым носом, задержал свидетеля.
– Насколько я понимаю, 5 января по требованию детектива-инспектора Моттрама вы произвели обследование комнаты, именуемой кабинетом, в доме 12 на Гроувнор-стрит?
– Да.
– Вы обнаружили какие-либо средства входа или выхода в этой комнате, помимо двери и окон? Нечто вроде потайного входа?
– Нет.
– Стены были фактически однородными?
Молчание.
– Обвинитель спрашивает вас, – пояснил судья Рэнкин, – не было ли в стенах пустот.
В спокойном, мягком голосе ощущались здравомыслие, способное сводить все факты к их подлинным ценностям, и умение властвовать над залом суда.
– Пустот, милорд? – переспросил свидетель. – Разумеется, нет.
Судья с любопытством посмотрел на мистера Лотона, и ручка в его пухлых пальцах заскользила по странице в книги записей.
– Не было даже щели, достаточно широкой, чтобы пропустить стержень стрелы? – допытывался обвинитель.
– Нет, сэр. Ничего подобного.
– Благодарю вас.
Перекрестного допроса не было – Г. М. молча покачал головой и сгорбил плечи под мантией. Он сидел в той же статичной позе, и оставалось надеяться, что он не сверлит присяжных злобным взглядом.
– Вызовите Амелию Джордан.
Мисс Джордан препроводили на свидетельское место – в узкую кабинку, стоящую под прямым углом между скамьями жюри и судейской скамьей. По-видимому, в обычных обстоятельствах она была спокойной и деловой женщиной. Но сейчас она споткнулась, поднимаясь по ступенькам к месту свидетеля, и было заметно, что женщина явно нервничала, произнося слова присяги. Явилась ли нервозность причиной того, что она споткнулась, или наоборот – мы не могли определить, но женщина густо покраснела. К тому же она явно страдала каким-то недугом. Амелия Джордан явно перешагнула тридцатилетний рубеж. У нее были каштановые волосы и голубые глаза под маленькими хромированными очками, едва заметными на привлекательном, но иссушенном болезнью лице. Одежда вызвала благоприятные отзывы двух женщин, сидящих позади нас. На ней было все черное – в том числе шляпка с козырьком, как у фуражки.
– Ваше имя Флора Амелия Джордан?
– Да. – Ответ прозвучал хрипловато, словно голос пытался найти нужный уровень. Не глядя на судью и присяжных, она смотрела на напыщенную фигуру мистера Хантли Лотона.
– Вы были личным секретарем мистера Хьюма?
– Да… То есть нет. Я уже давно не являлась его секретарем – после отхода от дел секретарь был ему не нужен… Я вела хозяйство – это было лучше, чем держать платную экономку.
– Милорд и жюри все понимают, – умиротворяюще произнес обвинитель. – Вы были кем-то вроде родственников?
– Нет-нет, мы не были родственниками. Мы…
– Понятно, мисс Джордан. Сколько времени вы пробыли с ним?
– Четырнадцать лет.
– Вы близко его знали?
– Да, очень близко.
Обвинитель предъявил два письма, касающиеся помолвки Мэри Хьюм, – одно от девушки к отцу, другое от отца к дочери, – и попросил подтвердить их подлинность. Мисс Джордан, по ее словам, видела первое письмо и помогала писать второе. Характеры начинали вырисовываться. Судя по ее письму, Мэри Хьюм была импульсивной, ветреной и слегка непоследовательной, как и можно было себе представить по фотографии блондинки с широко расставленными глазами, которая украшала сегодняшний утренний выпуск «Дейли экспресс», но при этом не чуждой практичности. Эйвори Хьюм выглядел снисходительным и осторожным, со склонностью к педантичным проповедям. Больше всего его, казалось, радовала одна мысль: «Верю, что пройдет не слишком много лет, когда я смогу с уверенностью сказать, что вскоре у меня появится внук… (В этот момент человек на скамье подсудимых побледнел, как привидение.) Я так уверен в этом, моя дорогая дочка, что собираюсь оставить все свое состояние в виде траста для сына, который у тебя появится. Надеюсь провести много счастливых лет в вашей компании».
Послышалось неловкое покашливание. Ансуэлл сидел, уставясь на лежащие на коленях руки. Мистер Хантли Лотон продолжал допрос Амелии Джордан.
– Вы помните какие-нибудь конкретные замечания мистера Хьюма насчет помолвки?
– Да. Он говорил, что очень доволен и не мог желать ничего лучшего. «А вы что-нибудь знаете о мистере Ансуэлле?» – спросила я. «Да, он прекрасный молодой человек – я знал его мать, она была очень основательная женщина». Что-то в этом роде.
– Иными словами, он рассматривал брак как решенное дело?
– Ну, мы так думали.
– Мы?
– Доктор Спенсер Хьюм и я. По крайней мере, я так считала – за других не могу отвечать.
– Скажите, мисс Джордан, между 31 декабря и 4 января вы заметили какую-нибудь перемену в поведении мистера Хьюма?
– Да.
– Когда впервые вы заметили ее?
– В субботу утром – в день его смерти.
– Пожалуйста, объясните, что именно вы заметили.
Гипнотические манеры мистера Лотона подействовали успокаивающе. Мисс Джордан стала говорить тихо, но отчетливо. Сначала она не знала, куда девать руки, но в конце концов решительно стиснула ими перила. Когда она говорила о письме, которое помогала писать, то с трудом сдерживала слезы.
– Вот как все произошло, – начала мисс Джордан. – В пятницу было решено, что доктор Спенсер Хьюм и я поедем на автомобиле в Суссекс поздравить Мэри и провести уик-энд с ее друзьями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66