Все это пронеслось у нее в голове в считанные мгновения, а потом Тэра. не слыша собственного голоса, закричала:
— Нет! Не-ет!
Ее слабый крик застал Стоуна врасплох. В тишине хижины голос девушки прозвучал достаточно громко, и нож едва не выпал у него из рук. Стоун выругался сквозь зубы. Хорошенькое было бы дельце, если бы доктор прикончил пациентку еще до начала операции!
— Нет, нет!.. Не надо! — повторяла девушка, выгибаясь и стараясь стряхнуть его. — Я не хочу умирать! Папа, папочка, спаси меня…
Она не кричала теперь, а постанывала и шептала .
Впрочем, подумал Стоун, смерть не заставит себя долго ждать, если он не справится с этой раненой дикой кошкой. Прескотт попробовал пошлепать пациентку по щекам — тщетно. Погладил по волосам — без толку. Он так и сидел верхом на ней, держа наготове свой дурацкий нож, как убийца, медлящий нанести решающий удар.
— Расслабься, черт тебя подери, расслабься! — рычал он сквозь зубы, чувствуя, что начинает съезжать со своего насеста. — Никто не собирается тебя убивать. Чтоб тебе пусто было, хочешь ты или нет, а я тебя спасу!
И он рванул проклятый корсаж так, что ткань буквально разлетелась. И наступила тишина. Оба замерли: девушка — дико вперившись ему в лицо, а вернее в колпак, расширенными от ужаса глазами; Стоун — глядя вниз, на открывшееся его глазам зрелище. Ни следа раны — только молочно-белая кожа грудей, полных и округлых, судорожно вздымающихся от прерывистого дыхания.
«Но как же так? — тупо думай Стоун, по-прежнему сжимая в руке уже ненужный нож. — Как же так? Откуда же столько крови на одежде, ведь она лежала в стороне от дона Мигеля? Даже если допустить, что весь этот поток пролился из развороченной груди старого испанца, он должен был как-то попасть на одежду девушки. Возможно, старик, умирая, рухнул прямо на нес, а убийца просто оттащил его, чтобы удобнее было обшаривать?»
Стоун не мог отвести глаз от представшей перед ним картины. Поэтому он довольно быстро разглядел край золотой цепочки, торчащей из-под обрывков корсажа. Медальон? Откуда он у нее? Кто она такая? Что связывало ее с доном Мигелем?
Стоун протянул руку, чтобы вытянуть медальон. Девушка тотчас забилась под ним еще отчаяннее.
— Пусти меня! Пусти!
— Да замолчи ты! — грубо прикрикнул он.
Тэра едва сознавала, что происходит. Ей показалось, что Ночной Всадник решил вернуться к своей зловещей миссии, но он просто протянул руку, и в той чудом появился золотой медальон. Казалось, он извлек его прямо из ее тела. Что это? Неужели так выглядит ее душа? А тело? Тело уже рассечено надвое?
И Тэра закричала. На этот раз вопль зазвенел в тишине и отозвался эхом где-то за распахнутой дверью, в кромешной темноте. Трудно сказать, какой реакции она ожидала от призрака, но тот вдруг сдвинул колпак чуть выше. Тэра мельком увидела рот, а потом этот рот прильнул к ее губам, заглушая крик.
Стоун сделал это инстинктивно, так как знал, что звук прокатится по каньону далеко и может быть услышан. В одной руке у него был медальон, в другой все тот же нож, поэтому он воспользовался естественным кляпом. Но как только, это случилось, рука сама отбросила нож и легла на грудь, которая была теперь так доступна. Перед ним было самое красивое создание, какое ему когда-либо приходилось видеть, и оно находилось в полной его власти, одурманенное микстурой! Он мог ласкать ее, обладать ею, и никто не мог помешать ему в этой затерянной среди утесов хижине.
Губы призрака были отнюдь не холодными и безжизненными, они обжигали, и страх скоро сменился в Тэре иными ощущениями. Возможно, ее ожидал не просто иной мир, а рай. Что ж, она не сделала в своей жизни ничего дурного, ничего постыдного, ничего подлого и заслужила спасение души. Было ли то, что она ощущала сейчас, частью рая? Вполне возможно. Через мгновение тела соприкоснулись невыразимо интимно и притом естественно, как и должно было, без сомнения, быть в раю. Мысли Тэры туманились, ускользали, давая телу возможность действовать самостоятельно, и она чувствовала, что это неземное самозабвение и есть истинное блаженство. Обитатель рая спустился на землю, чтобы забрать ее с собой и подарить экстаз.
Веки ее дремотно опустились, и окружающее исчезло, остались только ощущения. Губы пробовали ее губы на вкус, рука гладила и сжимала то одну, то другую грудь, бедро терлось между ног, и все это было одинаково божественно. Небожитель что-то шептал, но Тэра не понимала. Она чувствовала себя как бы вне времени и пространства, снова между небом и землей и мягко покачивалась на воображаемых волнах. Томное ощущение углубилось. Тэра покорно приоткрыла рот, чтобы язык призрака мог войти в него, и едва заметно принялась поглаживать его в ответ. О Боже, как это было естественно, как правильно! Здесь все было позволено.
На миг ей пришло в голову, что рай, пожалуй, чересчур эротичен и ничем не напоминает тот, который рисует церковь. Но затуманенное сознание отказалось размышлять на эту тему. Если предстоит провести вечность в объятиях этого существа, что тут плохого? Куда лучше, чем порхать с облака на облако.
— Кто ты? — спросил небожитель, щекоча своим горячим дыханием ее щеку.
Конечно, откуда ему знать? Ведь он подобрал ее на пустынной дороге, возможно, час ее настал безвременно…
— Назови мне свое имя…
Тэра попыталась, но лишь тихо застонала от счастья. Веки ее совсем отяжелели, и открыть их уже было невозможно. Ей хотелось взглянуть в лицо тому, с кем она отныне связана навеки, но она не могла. Ее несли мягкие, сладостные волны, несли все дальше и дальше, в океан наслаждения. «Он хочет знать имя, — думала Тэра, — он имеет на это право».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137