Полный бардак! Только этого еще не хватало! Извольте!
Он вцепился Постелю в воротник:
– Так, что ты сейчас должен делать, вот прямо сейчас? Не трудись – ничего. Твои трупы подождут. У меня есть решение твоей загадки! Диагноз века! Идем, ты не пожалеешь! Сейчас узнаешь, как монашкам делают детей! Идем, я тебе говорю, подброшу на байке. Проверим мой дья… мой диагноз!
– На какой байке?
63
И был вечер, и было утро, и создал Великий Органист высокие органы. И увидел Он, что это хорошо, и наполнил музыкой своды своих соборов. Мондин тоже пришлась по душе эта музыка будущего, что лилась с высоты витражей на свадебную фату. Мондин плыла по реке звуков, уносимая к алтарю мощным потоком органных аккордов. Такие реки могут впадать только в океаны счастья. Мондин и Бертольд направлялись в открытое море блаженства. Мондин упаковала своего профессора с ног до головы: надраили, напудрили, приодели, это надо было видеть! Мышино-серый, весь в полосочку. И башмаки со скрипом, в придачу. Кожа его штиблет пела, что твои корабельные снасти под порывами соленого ветра. Бертольд великолепный! Роскошный корабль. Достоинство на пути к блаженству.
– Ты будешь умницей, да?
Мондин приняла все меры предосторожности для своей церемонии.
– Скажи, ты не выкинешь какой-нибудь глупости? Ты ведь не станешь устраивать перебранку в доме Господа? Собор – это тебе не приемка в больнице.
Это она захотела свадьбу под куполом божественного шатра.
– На латыни, в сутане и перед алтарем, вот какую я хочу свадьбу!
Он стал было упираться:
– Но Бог – это же полнейшая ерунда, мой маленький Понтормо, ты ведь веришь в Него не больше, чем я.
Она стояла на своем:
– Не в этом дело, профессор. Это Он должен поверить в нас!
С Мондин не препираются, ее берут в жены со всеми ее препирательствами.
– Будет светское общество, нужно, чтобы ты не осрамился. Я не хочу сойти за какую-нибудь там, теперь, когда ты сделал меня профессоршей!
Светское общество смотрело, как выплывает корабль новобрачных. Их было двое. Они были великолепны. Они плыли навстречу счастью. Народ подпирал с обеих сторон центрального прохода, как на причале перед дальним плаваньем. Здесь были, разумеется, Жервеза и компания Малоссенов, Титюс и Силистри в обрамлении жен, войско тамплиеров, силы закона; были здесь и силы улицы, но по другую сторону прохода: Рыбак с тремя своими лейтенантами – Фабио, Эмилио и Тристаном; были и женщины, много красивых женщин, с той же панели, пришедших со своими татуировками и признательностью – поздравить Мондин, которая спасла их от скальпеля, все как одна – шедевры: тут тебе и Тициан под ребрами, и Андреа дель Сарто на нежном изгибе живота, и Конрад Виц на куполах грудей, все по такому случаю слегка прикрыты одеждой – уже весна, но все-таки свадьба! Были здесь, конечно, и с факультета, самые что ни на есть выдающиеся адепты Гиппократа, были и больные, спасенные волшебным скальпелем великого Бертольда, – словом, народу собралось столько, что не хватило бы и двух церквей, чтобы вместить их всех, ну и пресса, конечно же, и вспышки фотоаппаратов, этих орудий бессмертия.
– Будет светское общество, и их будет много, – предупредила Мондин, – так что держи себя в руках, профессор.
Для большей уверенности Мондин с утра уже раз пять, не скупясь, успокаивала Бертольда, приведя его наконец в состояние безмятежности и мечтательной пресыщенности.
И над всем этим – мощные струи органа…
Когда счастье берется за дело, оно выходит за всякие рамки, точно так же, как и горе. И как оно притягивает к себе взгляды! Мондин со своим профессором плывут прямо, одни в целом свете, а свет смотрит только на это одиночество двоих: точка пересечения взгляда и сердца. Правда! Посмотрите хотя бы на мокрые от слез платки.
Поэтому нечего удивляться, что никто не услышал ни рева мотоцикла, подъехавшего к самой паперти, ни грохота упавшей кучи железа, ни ругательств водителя и его пассажира; никто не заметил, как эти двое оборванцев вошли под мощные звуки музыкальной Ниагары, как они припустили неуверенным шагом, следуя в кильватере корабля новобрачных; и что, наконец, никто не был шокирован появлением этого странного кортежа, пристроившегося за дружками, придерживавшими шлейф новобрачной… Мало того, все, должно быть, приняли их за очень близких друзей, списав их неровное дыхание на волнительность события. И если их покачивало при ходьбе, то, конечно, от усталости: они быстро бежали, боясь опоздать. И если глаза их блестели, то не иначе как от умиления.
Они совершенно естественным образом вписались в свадебную процессию. А счастье продолжало свой путь, вновь завладев всеобщим вниманием, оставив этих припозднившихся вкупе с шаферами плестись в хвосте лучистой кометы.
Ни Бертольд, ни Мондин не подозревали, что творится у них за спиной. Их взгляды были устремлены далеко за горизонты вечности. Так что Бертольд не сразу узнал тот голос, что окликнул его, перекрывая небесные аккорды:
– Эй, Бертольд!
Голос повторился настойчивее:
– Э-эй! Бертольд! Вы меня не слышите или только делаете вид?
Бертольд наконец узнал этот голос. Но он пообещал быть благоразумным.
– Марти, не помню, чтобы я приглашал вас на свою свадьбу, – ответил он, не оборачиваясь.
Мондин, бросив взгляд через плечо, осталась довольна поведением своего Бертольда:
– Не обращай внимания, они оба пьяные в стельку. Рыбак ими займется.
– Мы с моим другом хотели бы знать, как вы делаете монашек мамашами? – спросил Марти.
«Мамашек»… «Монашек»… что за бред…
– Как ты делаешь детей Христовым невестам, – уточнил второй голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136