Последнее так и
сохранили за собою люди, ставшие генералами еще до войны и бывшие
сталинскими "выдвиженцами". В этом была серьезная слабость советской армии.
Не только слабость, но и сила. Война была не просто решением "технических"
задач убийства солдат противника. Это было прежде всего социальное сражение.
Главным было удержать армию под социальным контролем, а не "технические"
военные проблемы.
Понимало это сталинское командование или нет, оно действовало в духе
времени и возможностей.
Вследствие поражений начала войны пришлось самые важные в военном
отношении предприятия эваку[234] ировать в глубокий тыл и создавать новые.
Волюнтаристские сталинские методы сыграли при этом свою положительную роль в
смысле ускорения темпов создания военной промышленности и рационализации ее
работы, в смысле преодоления косности бюрократической системы управления.
Одновременно сталинистский волюнтаризм становился препятствием в проявлении
положительных качеств государственно-бюрократической системы управления.
Одним словом, наблюдая предвоенную ситуацию в стране и ход войны с
позиций человека, погруженного в самые недра советского общества, я накопил
достаточно материала, чтобы сделать для себя вывод: если я хочу понять
сущность, внутренние механизмы, объективные закономерности грандиозного
жизненного потока, я должен снова начать учиться.

ЗНАТЬ И ПОНИМАТЬ
Невозможно в деталях проследить, какими путями формируется мировоззрение
и характер человека. Хотя я себя в этом отношении делал сам и постоянно
занимался самоанализом, все равно многое из того, что когда-то играло роль,
испарилось бесследно. Иногда серьезные, казалось бы, события и явления не
оказывают никакого влияния на этот процесс. А иногда пустяки производят
перевороты в сознании. Еще до войны, работая в секретном отделе полка,
дивизии и корпуса, я просматривал немецкие карты и схемы расположения наших
войск, составленные немецкой разведкой. Эти материалы наша разведка, в свою
очередь, как-то раздобыла у немцев. Эти карты и схемы были сделаны лучше,
чем наши собственные. Офицеры отдела подшучивали в связи с этим над немецкой
аккуратностью. Меня особенно сильно поразил такой факт На одной схеме
расположения нашего полка была точно обозначена уборная. Уборная эта
переполнилась, ее закрыли и засыпали, и на новом месте построили новую.
Через какое-то время мне попалась на глаза новая немецкая схема, и на ней
было отмечено, куда переместилась уборная. Прислушиваясь к разговорам
офицеров отдела, я узнал, что немцы знали о поло[235] жении в нашей стране и
в армии лучше, чем само наше руководство и командование Немцы педантично
изучали жизнь нашей страны и фиксировали все до мельчайших деталей вроде
той, о которой я упомянул выше И, несмотря на это, они ровным счетом ничего
не поняли в сущности советского строя, допустили грубейшие ошибки в оценке
жизненного и военного потенциала страны. Для нас это стало ясно уже к концу
1941 года. А еще до войны в тех разговорах о немецкой педантичности я слышал
высказывание о том, что немцы "за деревьями не видят леса". Один из
офицеров, посмеявшись над историей с уборной, рассказал историю с немецкой
энциклопедией, в которой педантично проверили весь текст, но проглядели
ошибку на обложке: там было написано "Энциклопудия". Не знаю, насколько этот
анекдот верен исторически. Но он оказался по существу пророчески верным.
Установив для себя, что мне надо учиться понимать общественные явления, я
тогда еще не знал, что мне предстояло заново открывать или по крайней мере
заново переоткрывать сами методы понимания. Научиться пониманию было не у
кого и негде.

[236]
VIII. МИР
НАЧАЛО МИРА
Бесспорно, окончание войны было огромной радостью для всего населения
страны. Но плодами победы и достоинствами наступившего мира воспользовались
далеко не все. Для большинства русских наступил период, может быть, еще
более трудный, чем во время войны. Плодами победы воспользовались прежде
всего самые ловкие приспособленцы и те, кто по своему положению в обществе
попадал в привилегированные слои. Это ощущалось и в армии. Я уже говорил
выше об иерархии в распределении наград и трофеев. Теперь эта оргия
продолжалась с удвоенной силой. После войны те, кто не принимал участия в
боях, но числился находящимся на фронте, был в чинах или был близок к ним,
получили во много раз более наград, чем во время войны. Боевые критерии
оценки людей, еще имевшие силу на низших уровнях армии, стали уступать место
критериям мирного времени. Теперь главным становилось не то, как ты
маневрировал в разрывах зенитных снарядов, как ускользал от "мессеров", как
стрелял и бомбил, а то, как ты выглядел внешне, как заправлял койку, как
вытягивался перед начальством и щелкал каблуками, как обращался с
подчиненными.
Меня должны были назначить старшим летчиком. Но командир звена,
считавшийся моим другом во время войны и сразу же "перестроившийся" теперь,
написал мне в характеристике, будто я не работаю с подчиненными,
злоупотребляю алкоголем и имею контакты с местным населением. С подчиненными
я не работал в том смысле, что продолжал сохранять дружеские отношения,
[237] какие были приняты во время войны, но стали рассматриваться как
"запанибратские" теперь. Пил я не больше моего командира звена, причем
обычно в компании с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187