Карпушина,
считавшегося реакционером. Кстати сказать, у этого "реакционера" Карпушина
защитили диссертации такие люди, как Б. Шрагин, П. Гайденко, Г. Шедровицкий
и многие другие, считавшиеся тогда одиозными фигурами.

ПРОБЛЕМА СОУЧАСТИЯ
Особенность моего положения заключалась в том, что мои личные жизненные
проблемы были также предметом моего теоретического внимания. Эти два аспекта
тесно переплетались. Порою их было невозможно разделить. Во многих случаях я
шел к теоретическим выводам через мой личный жизненный опыт и через
самоанализ. Рассмотрю эту тему подробнее на примере проблемы соучастия.
Проблема эта встала передо мною как практически, так и теоретически в такой
форме: возможно ли создать свое суверенное личное государство, не вступая в
[428] компромиссы с окружающим обществом и не соучаствуя в его делах,
противоречащих принципам твоего государства? Иначе говоря, можно ли остаться
чистым и непорочным, будучи так или иначе погруженным в житейскую помойку и
трясину?
Возьмем, например, членство партии. Что такое КПСС с социологической
точки зрения - это один аспект проблемы. О нем речь пойдет в дальнейшем, при
изложении моей социологической концепции. Но для меня лично проблема
партийности заявила о себе совсем в ином плане. Я был исключен из комсомола,
был принципиально беспартийным до смерти Сталина. Я вступил в партию не с
целью карьеры, а, казалось, с благородным намерением вести борьбу против
сталинизма. Никакой сознательной концепции личной жизни у меня еще не было.
Пребывание в партии не давало мне ничего в смысле улучшения положения в
обществе. Я его никак не использовал в личных интересах. Того, чего я достиг
в смысле жизненного успеха, я достиг бы, оставаясь беспартийным. Я не
собирался делать служебную карьеру. А карьера научная (т. е. получение
каких-то результатов в науке и завоевание какого-то признания) могла в те
годы совершаться и вне партии даже в рамках идеологических учреждений.
Некоторые из моих знакомых достигли гораздо большего служебного успеха, чем
я, оставаясь беспартийными. Отчасти это даже поощрялось, нужны были
беспартийные для "блока коммунистов и беспартийных" и для создания
видимости, будто беспартийность не препятствует карьере. Я сам в течение
многих лет был философом немарксистом, допущенным в этой роли для показа
иностранцам и для создания видимости свободы в нашей философии.
И все же я вступил в партию далеко не с чистой совестью. В какой-то мере
это было отступление от моих прежних установок на беспартийность. Это был,
конечно, компромисс с обществом, против которого я внутренне продолжал
бунтовать. Когда я выработал свою концепцию суверенного государства,
пребывание в партии стало тяготить меня. Хотя я вел себя так, как будто
членом партии не был, числясь в партии лишь формально и даже не скрывая
того, что я не считал себя марксистом, это все-таки не было решением
мучившей меня проблемы. [429]
Я все-таки числился в партии, ходил иногда на собрания, выполнял
партийные поручения, читая публичные лекции и участвуя в выпуске стенных
газет, вместе со всеми одобрял решения высших партийных инстанций. Одобрял
формально, но одобрял. Хотя я и считал все это ничего не значащей суетой, но
все-таки это была суета, к которой я относился с презрением, но участвовал в
ней без видимого протеста.
Вступление в партию было ошибкой. Но как теперь исправить ее? Если бы
теперь я вышел из партии, это был бы конец всему, чего я достиг. Я оказался
бы в таком положении, из которого вряд ли смог бы выкарабкаться к более или
менее нормальной жизни. Если у меня из-за добровольного выхода из
редколлегии журнала "Вопросы философии" произошел разрыв с "либералами" с
тяжелыми для меня последствиями, то из-за добровольного выхода из партии я
бы потерял все, не сделав ничего позитивного своим бунтом. Это была бы
пассивная капитуляция. Это было бы социальное самоубийство. А я уже встал на
путь, имеющий далеко идущие цели. Так что пришлось пойти на компромисс с
совестью.
Должен сказать, что пребывание в партии расширило мои возможности
наблюдения жизни, что я впоследствии использовал в моей научной и
литературной деятельности. Но это впоследствии. А тогда я еще не помышлял об
уходе в литературу и в открытую критику коммунистического общества и его
идеологии. Если я и критиковал их как-то, это оставалось в рамках внутренних
разговоров (в основном шуток) и в завуалированной форме (в логических
работах). Так что членство партии все-таки было больным местом для меня. Я,
повторяю, стремился внутри партии вести себя так, как будто я был
беспартийным. Так поступали многие другие. Это, конечно, приносило мне
какой-то ущерб. Но, несмотря ни на что, это было все-таки соучастие во
власти.
Проблема партийности разрослась для меня до масштабов более общей
проблемы, а именно проблемы соучастия в том виде, как я ее сформулировал
выше. Я не был марксистом и писал немарксистские книги, а работал в самом
центре советской, марксистсколенинской идеологии. Мои книги так или иначе
использовались в [430] интересах презиравшейся мною советской философии. Я
дал согласие быть членом редколлегии журнала "Вопросы философии". Я шел на
это ради того, чтобы усилить логическую линию в философии. Но ведь это была
деятельность в пользу все той же философии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187