По этой схеме произошло и мое выпадение из нормы. Моя чужеродность
породившему меня обществу проявлялась в множестве мелочей, настораживавших
окружающих, но еще не дававших оснований выносить мне приговор как существу
иной социальной породы. Первый раз я нарушил всякую меру и обнаружил свое
отклонение от нормы осенью 1939 года. Потом я вроде бы вошел во внешне
терпимые рамки. Но изменить сложившееся направление моей личности я все
равно уже не мог. Я много раз отклонялся от него, как самолет отклоняется от
заданного маршрута. Но какой-то заключенный во мне самом пилот каждый раз
исправлял отклонение и выводил меня на предназначенный мне маршрут. Я не
знал, куда именно движусь, - конечной цели маршрута не было. Я чувствовал
лишь направление маршрута и приказ Судьбы "Иди!", "Беги!", "Ползи!",
"Лети!".

РАСТЕРЯННОСТЬ
В послесталинские годы я установил для себя, что с концом сталинизма не
наступило мое примирение с советским обществом. Самый крупный перелом в
истории реального коммунизма совершился, как я думал. Общество в основном
уже вступило в стадию зрелости. Эта стадия будет длиться века с
незначительными доделками и переделками, не меняющими ее сути. Я не видел
возможностей радикальных изменений общества, кото[362] рые устроили бы меня.
И я чувствовал себя не способным до конца интегрироваться в это общество,
стать в нем своим. Вставал вопрос о том, как дальше жить. Научная и
педагогическая работа увлекали меня, но все же они не могли заглушить
главную тревогу моей жизни, мешавшую мне остановиться и властно диктовавшую
мне приказ "Иди!". Но куда идти? И для чего?
Наступило состояние растерянности. Передо мною встала проблема: как жить
дальше, если нет никакой веры в коммунистический идеал, если реальное
коммунистическое общество пошло по пути, вызывающему у меня протест, если я
не верю в будущий земной рай, если не имею никакого другого идеала, если моя
прежняя форма критики реальности потеряла смысл, а новая еще не назрела в
качестве мотива жизнедеятельности? Я искал решения этой проблемы лично для
себя и в одиночку. Все окружавшие меня люди, за редким исключением, жили по
правилам приспособления к объективным условиям коммунистического общества.
Те люди, которые были исключением, над моей проблемой не задумывались вообще
или задумывались в очень малой степени и на очень поверхностном уровне. Мне
же надо было решить, как жить вопреки принципам приспособления, причем
решить на моем уровне культуры и самосознания, требовавших систематической и
обоснованной жизненной концепции.
Для меня эта проблема была не отвлеченно-теоретической, а практической. Я
изобретал свои правила жизни, живя согласно им на самом деле и лишь время от
времени осознавая их и возводя в ранг общих принципов. У некоторых людей из
моего окружения мое поведение вызывало восхищение, у других - насмешку и
мнение, будто я - непрактичный дурак, не способный использовать свои
возможности для лучшего устройства своих дел и наслаждения жизнью. Мои
либеральные и прогрессивные друзья, угадывавшие в моем поведении
определенную систему, обвиняли меня в том, что я якобы хочу "остаться
чистеньким", уклониться от той черновой (по их мнению) работы, которую они
якобы выполняли на благо общества и прогресса. Лишь одно время у меня
образовалась сама собой группа учеников, которых я обучал моей системе
психофизической гим[363] настики. Это было нечто вроде самодельной йоги и
составляло самую несущественную часть моего учения о житии и приложение
этого учения к физическому аспекту жизни.
О многих принципах моего поведения можно сказать, что они были известны
ранее. Я не претендую здесь на приоритет, на роль первооткрывателя. Но
должен подчеркнуть, что я эти принципы не вычитывал из книжек. Я жил в
реальном коммунистическом обществе, какого еще не знала история
человечества. Я совершал конкретные поступки в конкретных ситуациях. Если я
совершал эти поступки так, а не иначе, если я решал и впредь поступать так
же, то это было открытием для жизни в новом обществе, независимо от того,
совершалось это раньше или нет. Опыт жизни людей в прошлом, описанный в виде
различного рода теоретических концепций, идеологических, моральных и
религиозных учений, сам по себе не мог служить образцом для жизни в
обществе, в котором эти люди никогда не жили. Сходство жизненных ситуаций не
давало оснований для переноса прошлого опыта на современность. Лишь на
основе осмысления опыта жизни в новых условиях можно было сравнивать его с
опытом людей в прошлом и делать какие-то более широкие обобщения.
Одним словом, если я в своих поисках "открывал Америку", это не играло
для меня принципиальной роли. Все равно это было мое открытие. К тому же
открываемая мною для себя "Америка" была не той, которую открыли и обжили
другие люди, а совсем другая, лишь внешне похожая в некоторых чертах на
последнюю.

ИДЕЯ ЭЛИТАРНОГО ОБЩЕСТВА
Будучи склонным по натуре и воспитанию к коллективизму, я сначала пытался
решить свою проблему как проблему коллективную, т. е. вместе с другими
людьми, которые казались подобными мне в отношении к явлениям окружающей
жизни. Я вел с ними бесконечные разговоры на эти темы. Они охотно
участвовали в таких разговорах, соглашались со мною во многом, но не более
того. Эти разговоры играли роль средства про[364] яснить и оформить словесно
мои собственные идеи для меня самого, а не роль пропаганды некоего готового
учения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187