если убийство Алевтины Ивановна Фадеевой было тщательно замаскировано под несчастный случай, то Иван Андреевич Антонов застрелен среди белого дня вместе со своей женой характерным для заказных убийств выстрелом в голову.
Это может быть объяснено двояко: либо тем, что к человеку такого ранга слишком трудно подобраться незаметно, чтобы инсценировать несчастный случай, либо тем, что убийцы Антонова хотели добиться устрашающего эффекта, хотели продемонстрировать свою силу и показать, кто в городе настоящий хозяин…"
Поставив выразительное многоточие, я еще раз пообещала читателям вернуться к этой теме в следующих номерах газеты и положила статью на стол Гюрзы. На душе у меня было скверно. Все это мне ужасно не нравилось.
И то, что совершенно случайно, наугад копнув, я наткнулась на такой клубок змей, разворошила настоящее осиное гнездо. И то, что люди вокруг меня мрут как мухи. И то, что, трубя на каждом углу о своем воображаемом источнике, я в действительности совершенно не понимаю, что происходит.
И больше всего мне не нравилась смерть Бориса Борисовича Ахтырского. Я никак не могла отделаться от мысли, что она на моей совести.
Подошел Мишка Котенкин, присел рядом и погладил меня по плечу.
— Слушай, — не выдержала я, — у тебя что — своих дел совсем нету?
— Дел у меня куча, — ответил он, ничуть не обидевшись, — но я за тебя волнуюсь. Как бы не наломала ты, Александра, дров.
Он очень редко называет меня Александрой, в самых серьезных случаях.
— Ты на себя-то в зеркало посмотри.
В глазах — тоска, руки трясутся как после хорошего перепоя… Худая, как велосипед, ничего не ешь, только кофе пьешь…
— Что ты выдумываешь? — возмутилась я. — Ничего у меня руки не трясутся. И в глазах не тоска, а волнение. Допускаю, что немного похудела от переживаний, но ведь не каждый день на твоих глазах умирает человек.
Попил кофейку — и помер!
— Моя жена всегда говорит, что кофе вреден, — согласился Мишка. — Но, — он глядел на меня очень серьезно, — вот что тебе не дает покоя. Совестливая ты очень, Александра, в журналистике так нельзя.
— Много ты понимаешь в журналистике, — фыркнула я и тут же опомнилась:
— Извини, не хотела с тобой ссориться. Но Миша, ты пойми: если бы Ахтырский помер после того, как мы с ним поговорили, все выяснили, то я бы не так переживала. А тут сиди и мучайся: то ли я его довела до инфаркта, то ли кто-то ему рот хотел заткнуть, чтобы он мне ничего не рассказал…
— Ты уж за что-нибудь одно беспокойся, — усмехнулся Мишка, — либо он от твоих статей помер, тогда, значит, никто за ним не стоит, либо его убили, и тогда ты в его смерти не виновата.
— Как бы это узнать? — пробормотала я.
— Конечно, если сидеть за столом и вздыхать, то ничего не узнаешь, — съехидничал Мишка, — едем сейчас туда.
— Куда?
— В морг, вот куда! — крикнул Мишка, так что Гюрза даже выглянула из кабинета и спросила, с чего это мы так разорались.
Я сделала вид, что не расслышала, и пошла надевать куртку. Услышав змеиное шипение из кабинета, Мишка мгновенно испарился, как будто его и не было.
— Петухова! — крикнула Гюрза, очевидно, пароксизма вежливости хватило у нее только на один вчерашний день. — Тебе не кажется, что ты должна ставить меня в известность по поводу своих отлучек? Как продвигается расследование?
— Виталий Андреич не предупреждал меня, что я должна ставить в известность кого-то, кроме него, — холодно заметила я и направилась к выходу.
Положив руку на ручку двери, я оглянулась. Глаза у начальницы были такие выпученные, а физиономия такая красная, как будто ее обварили кипятком. Она шумно дышала с присвистом. Интересно, у пресмыкающихся бывает инфаркт?
* * *
Мишка ждал меня у выхода в своей старенькой «пятерке». Всю дорогу мы молчали, только у самой Куйбышевской больницы он сказал, чтобы я помалкивала и делала расстроенный вид.
— Впрочем, у тебя и так вид — краше в гроб кладут, — неделикатно высказался он, — так что в морг мы как раз кстати.
Внезапно перед самой больницей с боковой улицы перед нами выскочил какой-то нахальный серый «опель». Мишка, чертыхнувшись, вдавил педаль тормоза в пол. Машина резко остановилась.
— Пускают же на дорогу всяких уродов! — в сердцах воскликнул он. — Хорошо, только что колодки поменял, тормоза хорошие, а то бы врезались…
На территорию больницы пускали только труповозки и медицинские «рафики», так что мы с Мишкой пошли пешком.
Небольшое здание морга стыдливо пряталось за кустами сирени, которые сейчас, в октябре, еще были покрыты зелеными листьями. Я заметила: сирень не желтеет, кусты стоят зеленые до самых морозов, потом листья жухнут и опадают. Сирень я люблю, у меня на нее аллергии нет.
Мишка усадил меня на лавочку, велел никуда не уходить и скрылся в недрах морга. Вокруг было относительно тихо, наверное, никаких похорон сегодня больше не предвиделось.
Только я собралась было достать сигаретку и расслабиться на мягком осеннем солнышке, как из дверей выскочил Мишка, подталкивая перед собой разбитного мужичка в грязно-белом халате поверх ватника.
— Вот, ты сам на нее посмотри! — сокрушался Мишка. — Вот, сам погляди, до чего девку вся эта история довела! Кожа да кости, одни глаза на лице остались…
Мужичок оценивающе меня осмотрел и нехотя кивнул:
— Да, пропорция нарушена.
Я удивленно поглядела на Мишку: при чем тут мои пропорции? По весу тут покойников принимают, что ли?
— Ты посиди пока, — высказался Мишка тихонько и продолжал, обращаясь к мужичку:
— Сергеич, Христом-Богом тебя прошу, помоги! Сил у меня нет больше с ней возиться! Так переживает, что руки может на себя наложить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73