– Благородный сэр Ричард… и ваш благородный друг, столь отличившийся на турнире… вы направляетесь по Трапезундской дороге?
– Да, – ответил я, – направляюсь. Но, если вожжа попадет под хвост, выберу другую. Хотя и не знаю, есть ли такие вообще.
Он перевел дыхание. Разогретая скачкой лошадь нервно перебирает ногами, беспокоится, вскидывает голову. Звеня удилами, рыцарь сказал торопливо:
– Его Величество просит, чтобы вожжа не попадала.
– А ему-то что?
Он сдвинул плечами.
– Я не посвящен. Мне просто велели передать, что… вернее, убедиться, что вы поедете той дорогой, как и планировали.
Я кивнул сэру Смиту, он кивнул и пустил рысью каурого конька. Впрочем, вру: каурый – это рыжеватый, а этот – рыжий со светлыми гривой и хвостом, что значит игреневый. Игреневый, дубина, пора запомнить масти. Их всего восемь: буланый, вороной, гнедой, игреневый, каурый, пегий, саврасый и сивый. Нет, забыл еще соловую масть – это когда конь весь желтоватый, но со светлой гривой и хвостом. Почти то же самое, что игреневый, но там рыжий, а здесь желтоватый… Очень большая разница, подумаешь, однако в мужском кругу ошибиться с мастью, я уж и не знаю что может быть хуже! Разве что спутать Марадону с Эйсебио.
Небо синее, облачка редкие и тающие на глазах, как редкий снег под прямыми жаркими лучами солнца. Земля сухая, наши кони стучат копытами ноздря в ноздрю, им притираться характерами не приходится, уже знакомы. Сам сэр Смит со мной сразу принял тон вассала по отношению к сюзерену. Думаю, не столько из великого почтения, сколько из чувства вины, что приз достался ему, хотя сильнейших противников как раз сразить довелось мне.
Солнце вскарабкалось к зениту, когда сэр Смит вскрикнул:
– Ого, что-то мне этот всадник знаком!
Мы пустили коней в галоп. Вскоре облачко пыли рассеялось, и мы увидели мирно трусящего мула, а на нем сгорбленного монаха. Не слыша грохота копыт, он склонился над книгой, читал, старательно шевеля губами. Сэр Смит жизнерадостно заржал, монах испуганно вскинул голову. В светлых глазах вспыхнула радость.
– Брат паладин, сэр Смит!..
– И на муле читаешь? – удивился Смит. – А если завезет прямо в ад?
Брат Кадфаэль засмеялся.
– Этот может… такая упрямая скотина! Но зато бегает, редкий конь угонится. Значит, вы оба на юг?
Я подумал, сказал неуверенно, чувствуя, что делаю глупость, но в то же время не могу не сказать:
– Даже не оба, а все трое… Думаю, какое-то время нам лучше ехать вместе. Кто знает, что впереди.
В его глазах было столько благодарности, что я тут же брякнул какую-то грубость, лишь бы уравновесить, снизить неприятие белых и пушистых в крови, так воспитан, а затем добавил, уже как бы извиняясь:
– Вообще-то мы больше рассчитываем на твою защиту. Ты ведь можешь остановить речные воды, испепелить гада одним взглядом… Наша задача – толкнуть тебя, чтобы проснулся вовремя.
Он слабо улыбнулся, во взгляде понимание и такая братская любовь, что я отвернулся, только бы не брякнуть что-то снова.
Деревья пошли с красными, просто революционными кронами, у подножия широкий ковер опавших листьев. Однако осенью пока что не пахнет, кузнечики орут ликующе, порхают бабочки, а травы пахнут так мощно, что я старался приглушить свой обостренный нюх. Надо уметь им пользоваться, иначе после получасового внюхивания начинает трещать голова, повышается давление, и вот-вот из ноздрей хлынет кровь.
А затем как-то слишком быстро на землю упала густая тень, похолодало. Тень помчалась, пригибая травы и поглощая солнечный свет. Тучи надвинулись пугающе стремительно. Я чувствовал, как прижали к земле всей непомерной тяжестью, воздух уплотнился, появились неясные тени, что немыслимы в чистый солнечный день. Но сейчас небо такое черное, что на земле почти ночь, странные пугающие сумерки, словно мы оказались совсем в другом мире…
В туче слабо сверкнуло, но вместо раскатов грома мы услышали треск, жуткий вой. Громадные пласты наползают друг на друга, сталкиваются, я отчетливо слышал тяжелые удары, словно сшибаются горы мокрого песка, даже не горы, а целые горные хребты. Всякий раз вой раздается с новой силой, будто в этих тучах кричат смертельно раненные звери, тоже размером с горы.
Брат Кадфаэль бормотал молитву, сэр Смит заорал весело:
– А вот и не догонит, а вот и не догонит!
– О других тоже думать надо, – укорил я.
– А в Каталауне уже привыкли, – напомнил он.
Над головой гремело и грохотало. Полоса ливня прошла в четверти мили от нас, окатило волной холодного воздуха. Похоже, вблизи высыпало граду по щиколотку, затем то ли туча отступила, то ли мы успели выскользнуть из зоны удара.
Сэр Смит приложил руку к глазам козырьком, булатная рукавица скрежетнула по железу шлема.
– Там впереди на дороге не меньше десятка всадников, – сказал он с неуверенностью. – То неслись во весь опор, словно удирали, а теперь остановились… ждут.
Я присмотрелся, как это он всегда успевает рассмотреть раньше, хотя у меня зрение лучше, предположил:
– Гости, что приезжали на турнир? Увидели нас, решили подождать. Вместе ехать веселее.
Он проворчал с недоверием:
– Их десяток, они друг друга знают. А мы им что? Нет, что-то другое…
Он как бы невзначай потрогал рукоять громадного меча. Я пробормотал:
– Скорее всего, это в самом деле ждут нас.
– Зачем?
– Был один разговор с Барбароссой.
– Его Величеством? – уточнил Смит.
– Да, им самым.
Сэр Смит полюбопытствовал:
– О чем был разговор, если мне позволено узнать? Ох, простите, сэр Ричард, я подумал, что это может и нас коснуться…
– Позволено, – ответил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20