Различие лиц ее не смущало, а разница убеждений ей не препятствовала. Она одинаково была готова быть любезной — как с пуританином, так и с папистом, если только встречалась с ними в хорошем обществе.
— Очень рада с вами познакомиться, отец Бенвель. Кажется, я вас видела на прекрасном вечере у герцога? Я говорю о том вечере, когда мы встречали кардинала по возвращении его из Рима. Премилый старичок, если так фамильярно можно отозваться о князе церкви. Как восхитительно он носит свои новые регалии, все заметили эту патриархальную простоту. Видели ли вы его в последнее время?
Мысль, что орден, к которому он принадлежал, мог особенно интересоваться кардиналом, кроме тех случаев, когда он извлекал из него пользу, втайне забавляла отца Бенвеля. «Как мудра была церковь, изобретя духовную аристократию! — подумал он. — Даже на эту ограниченнейшую из женщин она производит впечатление».
Его ответ был верен принятой им на себя роли человека из низшего духовенства:
— Бедным священникам, подобным мне, сударыня, мало приходится видеть князей церкви в герцогских домах.
Сказавши это с самым приличным смирением, он переменил тему разговора прежде, чем мистрис Эйрикорт успела возобновить свои воспоминания о герцогском вечере.
— Ваша очаровательная дочь и я говорили о Кловелли, — продолжал он. — Я только что провел несколько свободных дней в этой прекрасной местности. Действительно, для меня было сюрпризом, мистрис Эйрикорт, увидеть так много истинно прекрасных поместий в окрестностях. Я в особенности был поражен — вы, может быть, знаете? — Бопарк-Гаузом.
Маленькие, мигающие глазки мистрис Эйрикорт вдруг сделались неподвижны, но это было только одно мгновенье. Однако эта незначительная перемена предвещала неудачу планам патера.
Даже способности глупца могут изощриться в столкновениях с людьми. Мистрис Эйрикорт много лет вращалась в обществе, действуя под эгоистическим влиянием своих личных выгод в соединении с коварными побуждениями, которые скорее всего прививаются к ограниченным умам. Недостойная быть посвященной в тайны, касающиеся других, эта легкомысленная женщина могла быть недоступной хранительницей тайн, касающихся ее самой. Как только патер упомянул косвенно о Винтерфильде, говоря о Бопарке, внутреннее чувство предостерегло ее, как бы говоря: «Ради Стеллы, будь осторожна!»
— О, да, — сказала мистрис Эйрикорт. — Я знаю Бопарк-Гауз, но могу ли я исповедоваться вам? — прибавила она с самой милой улыбкой.
С присущим ему тактом отец Бенвель произнес в ее тоне:
— Исповедь на балу — новость, даже в моей практике, — возразил он со сладчайшей улыбкой.
— Как вы добры, что поощряете меня, — сказала мистрис Эйрикорт. — Нет, благодарю вас, я не сяду. Моя исповедь не будет продолжительна. Мне надо поскорее дать вина моей бедной дочери. Такой знаток человеческой природы, как вы — говорят, что все священники знатоки человеческого сердца, ведь к ним всегда обращаются в затруднительных обстоятельствах, и они выслушивают действительные исповеди — такой знаток должен знать, что мы, бедные женщины, к несчастью, подвержены прихотям и капризам. Мы не можем преодолевать их как мужчины, и милые, добрые мужчины обыкновенно снисходительны к нам. Ну, так вот, знаете ли вы, что поместье Винтерфильда есть один из моих капризов, я говорю прямо. Короче, отец Бенвель, Бопарк-Гауз мне положительно противен, и я думаю, что Кловелли превознесен не в меру. Я не могу подкрепить своего мнения ничем, но все-таки остаюсь при своем, хотя сознаю, что это чрезвычайно глупо с моей стороны, это несколько непоследовательно, но я этому не могу помочь и уверена, что вы меня простите. Нет такого населенного места на земном шаре, которым я не готова была бы интересоваться, за исключением Девоншира. Я так сожалею, что вы туда ездили. В следующий раз, когда у вас будет свободное время, послушайтесь моего совета — поезжайте на материк.
— Мне бы очень этого хотелось, — сказал отец Бенвель, — только я не говорю по-французски. Позвольте мне принести вина мисс Эйрикорт.
Он говорил очень сдержанно и спокойно. Оказав любезность Стелле и взяв от нее пустой стакан, он простился, высказав перед уходом просьбу, вполне охарактеризовавшую его:
— Вы останетесь в городе, мистрис Эйрикорт? — спросил он.
— О, конечно, теперь самый сезон!
— Могу ли я иметь честь зайти к вам и поговорить несколько подробнее о материке?
Он не мог сказать яснее мистрис Эйрикорт, что вполне понял ее и намерен сделать новую попытку. Проживши полжизни и утвердившись в светских хитростях, она тотчас сообщила ему адрес с приличными случаю любезностями.
— В пять часов, по средам, у меня собираются на чашку чаю, отец Бенвель, не забудьте!
Когда он ушел, она отвела дочь в дальний угол.
— Не бойся, Стелла. Этот хитрый старик желает почему-то разузнать о Винтерфильде. Ты не знаешь почему?
— Право, мама, не знаю, я ненавижу его!
— Тише? Ты можешь ненавидеть его сколько тебе угодно, но только будь с ним вежлива! Скажи мне: была ли ты в зимнем саду с Ромейном?
— Да.
— И все идет хорошо?
— Да.
— Милое мое дитя! Боже мой, Боже мой, вино тебе нисколько не помогло, ты бледна по-прежнему. И во всем виноват этот патер! Ну, полно, полно, предоставь отца Бенвеля мне.
IV
НА РАССВЕТЕ
Когда Стелла ушла из зимнего сада, бал потерял для Ромейна всю свою прелесть, он вернулся в свою гостиницу. Там его дожидался Пенроз, чтобы поговорить с ним. Ромейн заметил на лице своего секретаря признаки сдерживаемого волнения.
— Случилось что-нибудь? — спросил он.
— Ничего особенно важного, — отвечал грустно и сдержанно Пенроз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101