Распорядитель торжественно вскрыл свиток с приговором и, надсаживаясь, стал читать:
— «С поличным пойманная воровка Зонара признана виновной в убийстве Дорсети, отца и сына, а также солдат охраны, числом семнадцать, и предается казни!»
Осужденная завизжала очень громко и забилась в руках палача, который собирался снять с нее веревки.
— Я не Зонара! — кричала она. — Я никого не убивала! Отпустите меня!
Конан остолбенел: даже когда Зонара очень сердилась, ее голос был не так противен.
Палач выдал ей затрещину, и она перестала кричать и дергаться, только глухо скулила. Развязанные руки бессильно повисли вдоль тела. Заплечных дел мастер сдернул мешок с головы жертвы, показалось ее лицо, опухшее, заплаканное, расплывшееся.
— Я — сестра Дорсети, — сказала она плачущим шепотом.
— Конечно, золотко мое! — ответил палач и сорвал с нее рубашку.
— Кром! — не удержался Конан. — Это не она!
— Ну конечно, мой милый, — послышался из паланкина знакомый голос. — Полезай ко мне, я соскучилась. И лучше бы тебе не высовываться наружу.
Варвару пришлось сложиться втрое, чтобы поместиться в недрах паланкина, не придавив своей сообщницы.
— Герцог — ловкий малый, — сообщила Зонара с восхищением в голосе. — Он блестяще все обстряпал! Когда меня повезли какими-то переулками, повозка попала в затор. В мешке-то была дырка, и я все видела. Валялись какие-то бочки, ящики, кругом стояли телеги, кареты — все кричали, словом, столпотворение! Герцог с видом чрезвычайно важным высунулся из паланкина и наорал на солдат — те бросились растаскивать бочки… А сам он мигом отвязал меня, велел прыгнуть в паланкин, а оттуда выволок эту гадину, сестрицу Дорсети, уже связанную и в такой же рубахе, как и я, и усадил ее вместо меня. Никто ничего не заметил, даже носильщики, потому что паланкин встал к возу впритык. Теперь он ожидает меня у северных ворот, и нам, кажется, пора.
— Эй, слуги! К воротам! — прикрикнула Зонара.
Носилки оторвались от земли и поплыли, раздвигая плотную толпу.
Тем временем последние приготовления к казни были завершены. Поставленная на колени, привязанная к толстым деревянным опорам, урожденная Дорсети расширенными глазами смотрела на палача, повернув голову, — тот зашел ей за спину, вынул из жаровни добела раскаленные щипцы, клацнул ими в воздухе.
Лже-Зонара зажмурилась и набрала в грудь побольше воздуха. Через миг отчаянный вопль пронесся над толпой. Паланкин, покачиваясь, удалялся с площади.
— Любопытно, — произнес Гаттерн, — почему четверо дюжих молодцов еле-еле тащат паланкин, в котором сидит одна далеко не толстая женщина?
Это было перед самыми северными воротами. Герцог держал Снежка в поводу и поглаживал его по морде. Он догадался, в чем дело, и ему было смешно.
Пристав подошел к паланкину и рывком распахнул занавес. Увидев варвара, он отступил на шаг, ощерился и сердито зарычал:
— Конан, ты же знаешь, что я всегда держу слово!
— Господин стражник, простите вы его пожалуйста! — затараторила воровка. — А я тебя отблагодарю…
— Сам сдашься, или позвать солдат? — продолжал Гаттерн. — Думай быстрее!
— Мне не хочется убивать тебя, но я это сделаю, — в ответ оскалился Конан. — Я не давал тебе слова больше не приезжать, Кром свидетель.
— Прекратите, господа! — поморщился герцог. — Это все бессмысленно. Пристав, ты не можешь арестовать варвара, пока он сидит в паланкине.
— Это почему?
— Видишь, на нем герб графа Этер, моего двоюродного брата.
— Ну и что?
— Паланкин — его собственность, кусочек его суверенной территории, — пояснил Мироваль. — Территория эта неподвластна городу Галпаран.
Гаттерн, красный и взмокший, выдохнул через силу.
— Будем прощаться, — продолжал герцог. — И не сердись. Уж я-то еще долго не попадусь тебе на глаза.
Покачав головой, пристав махнул рукой караульному. Ворота раскрылись. Носильщики оставили паланкин за воротами и вернулись в город. Конан выбрался из паланкина и протянул руку, чтобы помочь Зонаре.
— Знаешь, Гаттерн, когда-нибудь я буду королем всех этих мест, — произнес он. — И жизнь здорово изменится. Многие потеряют свои должности. Но не ты.
— Чего только не услышишь в час ночной стражи, — ухмыльнулся пристав и направился к себе в караульное помещение.
— Прощай, господин вор! — Герцог вскочил в седло, и Снежок унес его на встречу с любимой женщиной.
— Моя лошадь у кладбищенского сторожа, — сказал варвар, обращаясь к Зонаре. — Пойдем. Деньгами поделюсь, как и обещал. Попробуем раздобыть тебе одежду и обувь, а то в тюремной рубашке ты будешь привлекать внимание.
Ночь стояла свежая, но Зонаре было жарко от пережитых волнений. Она прижалась щекой к плечу варвара, и ей казалось, что после долгих лет пути она, наконец дома. Зонара знала, что чувство это скоро пройдет, но горечи не было.
— Знаешь, — произнесла она, — я брошу ремесло воровки. Иначе когда-нибудь мне не повезет с сообщником.
Конан одобрительно заворчал.
— Открою школу для детей, как дядя Гинко. Буду растить гимнастов, плясунов… А ты куда подашься? — спросила Зонара, останавливаясь.
— Не знаю пока, — отвечал он. — Ближайшую ночь или две проведу с тобой, ну а там видно будет…
— Идет! — Зонара хлопнула его по плечу.
В это самое время городской обвинитель Маркус и маг-советник Шпигел сидели в обеденном зале в полной темноте, связанные спина к спине. Шпигел жалобно вздыхал и сопел, а Маркус отчаянно пытался почесать нос собственным коленом.
— Кто же это был? — спросил он.
— Грабитель, я думаю, — Шпигел снова вздохнул.
— А почему он ничего не взял? Это странно, очень странно…
— Экий у тебя беспокойный нрав, — пробормотал Шпигел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28