Тогда многие обвиняли в этом Императора – говорили, что проявил непозволительную мягкость, что нужно было отправить сумасшедшую в Бездну, пока не стало поздно. Говорили, что в следующем воплощении ему уже не быть Императором, но колодец предназначения решил иначе, снова вручив ему Посох Силы.
Маг хорошо знал Гекату, в течение многих дней Единого бывшую одной из семи Властей. Она обладала редким даром могущества – властью над временем и пространством – и занимала за столом нынешнее место Иерофанта. Или, вернее сказать, сейчас Иерофант занимал за столом ее прежнее место. Но, что ни говори, такого дара, как у нее, у него не было, а одолеть Гекату и уничтожить Зону мог только тот, кто превосходил ее могуществом или хотя бы равнялся с ней. Поэтому Запретная Зона существовала и будет существовать до тех пор, пока кто-нибудь из Сил тонких миров не разовьет свое могущество до уровня Гекаты, то есть еще очень долго.
Как же это могло случиться? Маг не однажды задавал себе этот вопрос. В тех воплощениях он был мальчишкой-подростком – таким он себя мыслил, а в тонких мирах мысль равна бытию. Геката была могущественной, ему даже было непонятно, почему она мыслит себя женщиной. Ему всегда казалось, что ей куда больше подошло бы быть мужской сущностью, но она каждый раз воплощалась в женском облике, чернокудрая красавица в фиолетовой мантии – косо посаженные фиолетовые глаза, высокие скулы, тонкий точеный нос, неимоверно длинные черные ресницы, кроваво-красные губы.
Это была опасная красота, к которой не хотелось приближаться, красота ядовитого цветка. По крайней мере, так казалось Магу. Император, видимо, был другого мнения, потому что Геката была его постоянной подругой, но Магу всегда было не по себе, когда она останавливала на нем пронзительный взгляд, называла красивым мальчиком и спрашивала, когда же он повзрослеет. И ему не хотелось взрослеть.
Она творила не мелочась, помногу, взахлеб, целыми мирами. После нее осталось множество миров со странными измерениями, с непонятными законами пространства и времени, безжизненных миров, за освоение которых не брался никто из младших Сил. Ее безумие надвигалось постепенно, можно было своевременно предотвратить катастрофу, но Император так и не пустил в ход свой Посох Силы. Говорили, что он проявил слабость характера, но Магу казалось, что он просто не поверил, что такой ясный рассудок может угаснуть, что такая мощная воля может не удержать могущество в подчинении.
Сойдя с ума, Геката создала в Аалане бурю пространства и времени. Все как один кинулись усмирять сумасшедшую, но удалось только ограничить ее в Зоне. Это сделал Крон, впоследствии ставший Иерофантом. Из-за чудовищных искажений пространства и времени, созданных Гекатой вокруг себя, она осталась недосягаемой для Посоха Силы, но то, что не удалось могущественному Императору, отчасти получилось у Жрицы, которая наслала на Гекату сон, длящийся и сейчас.
Когда сумасшедшая заснула, в долине Зари Бытия появился колодец предназначения. Обычно он исчезал до следующего пробуждения, едва определялась семерка Властей, но теперь возник в неурочное время, требуя выбрать седьмого. Им оказался Крон, вынувший крест Иерофанта, и этому никто не удивился, учитывая его заслуги во время укрощения Гекаты.
В тонких мирах наступило относительное спокойствие. Геката крепко спала, но было невозможно запретить ей видеть сны, болезненные кошмары сумасшедшего рассудка. Ей снились одни и те же сны – вечно, неутолимо голодные пожиратели пространства и времени, которые немедленно воплощались в бытие и вылезали из Зоны, пожирая миры.
Предполагалось, что когда они пожрут все, бытие исчезнет, превратится в Бездну, но никому не хотелось проверять эти предположения, поэтому вокруг Зоны было поставлено охранное заклинание, и по малейшему сигналу тревоги Власти являлись на границу уничтожать оживших кошмаров. Младшим Силам это занятие было запрещено как слишком опасное. Теперь тонкие миры жили под постоянной угрозой быть съеденными кошмарами Гекаты.
Как же это могло случиться? Маг не однажды размышлял об этом. Он не однажды пытался представить, что должно было случиться с рассудком творца, чтобы тот отказался повиноваться своему обладателю. Это было важно для него, он сам был творцом. Он никогда столько не думал о Гекате прежде, когда она садилась за один стол с ним в зале Вильнаррата и, вскидывая темные ресницы, устремляла на него фиолетовый взгляд. Он вспоминал, как предчувствовал то, что впоследствии случилось с ней, как читал растущее безумие в ее взгляде, как видел, но не верил себе.
Наверное, точно так же не верил себе и Император. Но колодец предназначения снова поставил его первым из Властей, значит, тот сделал из случившегося правильные выводы. Маг тоже стремился сделать свои выводы и в конце концов решил, что она слишком увлеклась, слишком упилась своей силой, не заметив, что в неограниченном могуществе кроется неограниченная опасность. Он всегда относился к собственному дару беспечно, как к чему-то неотделимому от него самого, но после несчастья с Гекатой стал задумываться, осторожничать.
В этом дне Единого он воплотился не мальчишкой, а юношей. Но чувство осторожности пока еще нередко изменяло ему, как, например, сегодня в Эдеме. Сегодня он явно натворил что-то такое, о чем следовало бы поразмыслить на досуге.
Однако сейчас у него не было этого досуга. Он был занят тем, что стоял на одном колене посреди кошмаров и раскручивал над головой Ариндаль. С краев плаща срывалась струя огненной плазмы и веером расходилась вокруг, разрезая попадавшиеся на ее пути порождения больного рассудка Гекаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131