А теперь Ксавер подаст нам кофе и ликеры.
IV
— А как Соня? Она здесь? — спросил вдруг Жак, устроившийся в углу красного плюшевого дивана.
Янко быстро взглянул на Жака и поставил на стол рюмку, которую только что взял. Вопрос смутил его. На губах у него появилась сконфуженная улыбка. Точно так же он улыбался, когда мальчиком его уличали в каком-нибудь нехорошем поступке. Он покраснел и встал, так велико было его волнение.
— Ты угадал мои мысли, Жак, — сказал он, всё еще смущенно улыбаясь, и начал расхаживать по комнате. — Я только что думал о Соне! Весь вечер я болтал всякий вздор, но думал всё время только о ней одной, поверь мне. Сто раз я хотел заговорить о ней, но никак не мог найти удобный момент. На что мне в конце концов эта девочка, эта Роза, с ее большими глазами? Она мне не нужна. Решительно не нужна. В сравнении с Соней… Нет, разве можно с ней кого-нибудь сравнивать! Мне даже трудно произнести их имена рядом друг с другом. — Его голос зазвучал мягче: он потерял свой обычный резкий, разухабистый тон.
Янко остановился подле Жака.
— Да, она здесь, Жак. Уже несколько недель, как она вернулась. — Он сдвинул на мгновение брови и снова зашагал по комнате. — Она стала серьезнее, еще серьезнее. И еще красивее.
Он помолчал, прошелся несколько раз взад и вперед, затем снова приблизился к Жаку.
— Да, еще красивее, — повторил он мечтательно. — Ты завтра ее увидишь. Она теперь в полном расцвете. Она… как бы сказать?.. Представь себе сказочно красивую белую розу, розу в самом полном, самом прекрасном ее цветении. Это она!
Жак улыбался в тени, и Янко увидел, как блеснули его белые зубы.
— Ты смеешься, Жак? — сказал он. — Ну ладно же. — Он рассмеялся своим прежним, коротким и вызывающим смешком и налил себе рюмку коньяку. — Ты увидишь ее, Жак. И я предсказываю тебе: ты влюбишься в нее так же горячо, как и я. Совершенно так же. Я тебя знаю.
Янко снова стал ходить по комнате. Он был очень задумчив. Соня сделалась, пожалуй, даже чересчур серьезной. Почему баронесса отдала ее в католический пансионат на юге Франции, заведение, где царил строго религиозный дух? Не лучше ли было бы для Сони, при ее склонности к мечтательности и прочей туманной дребедени, не лучше ли было бы, если бы мать послала ее в современный швейцарский пансион, где танцуют, занимаются спортом и веселятся? Но как она хороша! Боже мой, как она хороша!
Янко размечтался. Жак вдруг почувствовал усталость. Колеса вагона, казалось, еще вертелись у него под ногами. Пока Янко разглагольствовал, он немного вздремнул. Хорошо, что Янко этого не заметил.
Когда Жак поздно ночью вошел в свою комнату, он остановился на пороге удивленный и даже как будто испуганный. Лунный свет потоком вливался в окно. Город, казалось, был покрыт снегом, а за ним высились горы, точно отлитые, но не обработанные серебряные глыбы. С высокого светлого неба под неумолчное пиликанье мириадов кузнечиков, казалось, непрерывно сыпалась серебряная пыль. С гор веял теплый ветер, напоённый сладким запахом роз. Анатоль славился своими розами, из которых добывалась розовая эссенция. Розы только что начали цвести, и маленький спящий городок был окутан их благоуханием.
В Париже сейчас ревут автомобили, запах бензина слышен даже в пятом этаже, друзья играют на бильярде в кафе «Версаль», а маленькая Ивонна терпеливо сидит у своего мраморного столика и презабавно дурачится с посетителями. Словно огненный прибой, катятся волны света по уходящим вдаль бульварам. Подожди, в один прекрасный день и ты вернешься на эти бульвары с карманами, наполненными банкнотами, и купишь себе сотню таких Ивонн! О нет, благодарю покорно! У него нет ни малейшего желания сидеть в какой-нибудь конторе и лизать шефу пятки за какие-то четыреста крон в месяц! Он не дурак. И не трус. Так-то!
Жаль, жаль этого Янко! Он живет одним днем, влюбляется и еще не знает, что жизнь каждого человека, так же как и каждое здание, должна быть построена по точному плану и что малейшая ошибка в расчетах может мстить за себя в течение всей жизни. Он, Жак, будет очень осторожно и внимательно составлять план своей жизни. Ах, Янко, глупец, одумайся!
Оказалось, что можно прекрасно спать под рев автомобилей, а тонкое стрекотание кузнечиков не дает уснуть. Жак захлопнул окно. Но теперь у его уха начала дышать стена. То ли плачут, хихикают, смеются. Совсем рядом кто-то громко сморкнулся. «Траян» передавал все звуки с этажа на этаж. Может быть, это маленькая брюнетка, которая над ним подсмеивалась? Она, кажется, косит немного. Что она, просто так одета в черное или в трауре? Может быть, она и в самом деле спит рядом, отделенная от него лишь тонкой стеной? Не постучать ли ей? Еще третьего дня в Париже скрещивались взгляды в непрерывном поединке между мужчиной и женщиной, а вчера эта рыжая блондинка в поезде на Будапешт!.. Если бы во время кораблекрушения его выбросило на песчаную отмель, он и тогда стал бы искать женщину и нашел бы ее. Он уверен, что нашел бы, не будь он Жак Грегор… Чудесно быть молодым!
«Voire serviteur, messieurs, damesСноска3 , приветствую вас». Это Ивонна, прелестная газель!.. Тихо, словно издалека, играет негритянский джаз-банд в зале для танцев на площади Клиши… Саксофон бесновался и хохотал еще в левом ухе Жака, а он уже спал блаженным сном молодого человека.
V
Рано утром Жака разбудил душераздирающий крик осла. И мгновенно Жак понял, что он снова на родине. Хрюкали свиньи, перебранивались крестьянки. Был базарный день.
Жак быстро соскочил с постели и так поспешно оделся, точно боялся потерять даже секунду. Вскоре он, вычищенный, выглаженный, пахнущий духами и эссенциями, уже выходил из гостиницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142