Светлые глаза Сони испытующе остановились на нем.
— Так вот каким он вернулся к нам, — сказала она, слегка покраснев. — Вы теперь отрастили усы! — воскликнула она с удивлением и засмеялась.
Жак, не смущаясь, пристально смотрел ей в лицо.
— Ах, Соня, какая она у нас стала красавица! — воскликнул он.
Эти слова были обращены не к Соне, а к баронессе. Она была польщена и улыбнулась, но две резкие морщинки испортили ее улыбку. Только позже Жаку стало ясно, что баронесса ревновала всех мужчин к своей дочери.
— Не будьте так банальны, как все, и не говорите глупостей, — сказала Соня со смехом. — Скажите мне лучше: когда я проходила по веранде, вы увидели меня и вдруг отвернулись. Почему вы это сделали?
Жак притворился удивленным. «Вот как, она не выносит никаких неясностей!»
— Вы ошибаетесь, Соня, — солгал он и удивился, как легко было ему лгать. — Я действительно видел, что кто-то идет, но не узнал вас. Мы в это время как раз вели очень интересный разговор с вашей матушкой.
— Мы говорили о делах, — небрежно бросила баронесса.
— О делах?
— Да, Жак вернулся с великолепными идеями в голове. Он хочет провести сюда воду с гор, превратить всю долину в сплошную плантацию и на этом заработать много денег.
Соня взглянула на мать. Теперь, когда она повернула лицо к свету, Жак заметил, что она была так же бледна, как и раньше. Кожа у нее была необыкновенно гладкая и чистая. А голубые жилки на висках, не исчезли ли они?
— Ах, разговоры о делах и деньгах! — сказала Соня презрительно. — Как я их не люблю! Больше всего на свете я презираю разговоры о деньгах и коммерческих делах.
В первый раз Жак открыл в ее лице черточку высокомерия, которой раньше не было.
Баронесса тихо засмеялась.
— Ты живешь как мотылек, — сказала она по-французски.
— Ах, мама! — И Соня раздраженным тоном что-то возразила матери по-французски, но так быстро, что Жак не понял ни одного слова.
— Вот видите, Жак, как она со мной обращается, — сказала баронесса, и в ее голосе прозвучала обида. — Даже родной матери нельзя с ней пошутить.
— Мама, дорогая, — Соня обняла мать и стала целовать ее до тех пор, пока баронесса не закричала, что задыхается.
Затем Соня снова обратилась к Жаку. Она близко подошла к нему и испытующе поглядела в лицо.
— Янко был утром здесь и рассказал мне, что вы сделались ужасно умны, — сказала она с легкой насмешкой. — Да, вы очень изменились за эти последние два года, Жак. Ты не находишь, мама?
— Жак выглядит совсем как прежде. Вот разве только усики.
— Нет, нет, — Соня покачала головой. — Дело не только в усиках. Улыбка у него уже не та. Он улыбается чуть-чуть насмешливо, словно немного потешается над всеми. А затем у него теперь такой решительный вид, на лице написано такое благоразумие…
— А разве не пора мне стать благоразумнее? — рассмеялся Жак.
— Да, да, но… Держу пари, что о стихах вы и думать забыли.
В ответ на это Жак громко рассмеялся.
— Вы, разумеется, выиграли бы пари, Соня. Эти наивные глупости я давно уже бросил.
— Глупости, говорите вы? — В голосе Сони послышалась обида. Брови ее дрогнули, и она сурово взглянула на Жака. «Неужели ты уже забыл, — говорили ее глаза, — как однажды под вечер быстро подсунул мне листок со стихами и просил прочесть их, когда я останусь одна?»
Но глаза Жака отвечали, что он ничего больше не помнит. Соня заговорила другим тоном и тихо рассмеялась.
— Может быть, вы и правы, Жак. Пора нам забыть наши юношеские мечты. Но послушайте, прежде чем я задам вам все свои вопросы, от которых вам не отвертеться, вы должны пройти к папе и поздороваться с ним. Я ему обещала сейчас же привести вас к нему. Вы, разумеется, останетесь обедать?
Как большинство молодых людей, Жак избегал больных, безобразных и несчастных людей и даже как будто побаивался их. Он не мог себя заставить войти в комнату, где лежал больной, а к самим больным испытывал какое-то непобедимое отвращение. Но Соня его попросила, и отказать ей было невозможно.
Несколько лет назад, выходя из здания суда, советник юстиции господин Ипсиланти упал так несчастливо, что повредил себе позвоночный столб. С тех пор он лежал в параличе; падение вызвало, кроме того, серьезное умственное расстройство. Он с трудом узнал Жака.
Тотчас после обеда Жак начал прощаться.
— Надеюсь, что время от времени вы будете к нам наведываться, Жак, — сказала Соня. — Вы сегодня очень интересно рассказывали. — Она улыбнулась, и ее светлые глаза взглянули на него.
Жак хорошо понял ее улыбку и выражение ее глаз. Они говорили: «Неужели ты все забыл? Неужели ничего не помнишь, не помнишь, что было между нами? (Ничего между ними не было, один поцелуй, что за важность!) Неужели не помнишь, как ты умолял меня быть твоей? И теперь ты ничего не помнишь, решительно ничего?»
Жак обещал скоро прийти. Он не избегал взглядов Сони, но глаза у него были холодные и пустые. Ничего он не помнит. Да кроме того, ничего и не было, решительно ничего. Глупости! Все прошло.
И все же сердце колотилось у него в груди, когда он захлопнул за собой садовую калитку. «Недоставало только, чтобы я снова влюбился в нее, — подумал Жак. — Она так хороша, она опасна… Какая у нее стала чудесная грудь! Но что тебе дороже, Соня или свобода? Нет, нет, предоставим это счастье Янко, ему больше нечего делать».
XI
Ольга приготовила действительно великолепный ужин. Сервировала она сама. Столовая сверкала. Домашние добродетели Ольги проявились в таком блеске, что даже Жак не мог их не заметить, хотел он этого или нет. За ужином Ольга завела разговор о литературных новинках и обнаружила при этом такую начитанность, что оставалось только удивляться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142