Чудесно было мчаться в экипаже под теплым весенним солнцем! Франциска считала, что Гизеле нужен свежий воздух: она в последние дни очень побледнела, лицо стало как восковое, и нервы у нее развинтились.
— Поедем сегодня в Гург, — предложила Франциска, — навестим мистера Гаука.
Гизела кивнула, хотя ей было очень плохо. Экипаж катился по щебню и песку, вокруг лежала степь почти без единого кустика. Здесь очень жарко, земля отражает солнечные лучи. Этот Гург — просто степная деревушка, в восьми километрах от Анатоля. «Национальная нефть» заложила там несколько скважин, на которые возлагала большие надежды. Две недели назад наткнулись на подземные газы, которые сами собой воспламенились и с тех пор всё еще горели. Стоило поехать туда, чтобы посмотреть на эти пылающие факелы вышиною с дом.
Экипаж остановился за глиняной хибаркой, чтобы лошади не испугались пламени, и дамы вышли. Странный жужжащий звук стоял в воздухе. Огромное жуткое пламя внизу трепетало, как сильно нагретый воздух, вверху оно коптило, и кругом роились мельчайшие частички сажи. Около новых буровых вышек стоял черный автомобиль Бориса. И действительно, тут же был и сам Борис. Он оживленно разговаривал с мистером Гауком. На нем был светло-серый костюм и шляпа такого же цвета.
— Адски шикарен, как всегда! — сказала Франциска.
Увидя дам в светлых весенних костюмах, мистер Гаук снял фуражку, и даже Борис приподнял свою шляпу. Затем Гаук подошел к ним и сказал, что барон Стирбей был бы очень рад познакомиться с дамами. Им, конечно, оставалось только согласиться. Таким внимательным Бориса еще никто не видел!
Борис несколько высокомерно пожал дамам руки и соблаговолил даже чуть-чуть улыбнуться. Ему доставляет большое удовольствие познакомиться наконец с дамами, которых он давно уже знает в лицо. Обратившись к Франциске, он прибавил:
— Я давно хотел позволить себе смелость нанести вам визит.
Франциска не знала, что на это ответить, и только невпопад рассмеялась. Она сказала, что здесь всё очень интересно, но сажа портит ей платье, и поэтому они хотят уже уехать. Если барон сделает ей честь и навестит ее, то она, разумеется, будет очень рада.
— Ну, что ты скажешь на это? — с торжеством обратилась она к Гизеле. — Он собирается меня навестить. Я, впрочем, хорошо знаю, чего он от меня хочет. Срок моего договора с «Анатолийской нефтью» скоро истекает.
Гизела ничего не ответила; она опять почувствовала себя очень скверно. Ах, этот запах совершенно невыносим!
— Поезжай скорей! — крикнула она кучеру.
Ее знобило, несмотря на жару. И опять с ней сделался ее обычный нервный припадок. Она вдруг испуганно задрожала и с ужасом поглядела по сторонам. Какая жуткая земля, какой жуткий край! Каждую минуту земля под ними может провалиться и поглотить экипаж вместе с лошадьми. И никто не узнает, куда они провалились. Это была одна из навязчивых идей Гизелы. Вся эта местность казалась ей заколдованной. Прочь отсюда! Она несколько успокоилась, лишь когда подъехали к городу. Франциска была встревожена. Нервы Гизелы не нравились ей.
Что такое с Гизелой? Уж не заболела ли она? О нет, вовсе нет, всё это вполне естественно. Раньше всех это заметила Антония, когда сестры собирались лечь спать. Ночная рубашка Гизелы странно обтягивала ее живот.
— Боже мой, да что это с тобой? — с испугом спросила Антония.
Гизела пожала плечами:
— Со мной? Да ничего особенного!
— Но ты с каждым днем толстеешь и толстеешь.
— У меня будет ребенок...
— Боже мой!
Нет, этого Антония уже не могла понять! Ведь Гизела не замужем! Надо же что-то предпринять, если уж случилось такое. У этой Гизелы нет никаких нравственных правил. Она просто не понимает, что такое мораль. Ни малейшего следа простой порядочности!
II
А Гизела действительно полнела с каждым днем. Теперь это всем было заметно. Дамы бросали на нее любопытные взгляды. Гизела ходила по городу беззаботно, с торжествующим видом, сдвинув набекрень серебристо-серую весеннюю шляпку. Пусть глазеют, — она такая же женщина, как и все другие. Теперь никто уже не осмелится распускать о ней клевету.
Наконец это заметила и мать. Где только были ее глаза! Теперь всё стало известно Роткелю. Он в ужасе ломал руки. Какое несчастье, праведный боже! Какое несчастье, какое несчастье! Какой позор! Никогда он этого позора не переживет. Нет, лучше смерть! Он перестал есть. Он заболел от стыда. Деньги у него были: в один год состояние его утроилось. Он мог дать своим дочерям приличное приданое, он ничего не пожалел бы для хорошего зятя. Например, для какого-нибудь знаменитого ученого или раввина, кого только пожелали бы его дочери. И надо же случиться такой беде! А Гизела, это нечестивое семя, только смеялась и пожимала плечами. Что на нее нашло? Она вовсе не собирается выходить замуж за отца своего ребенка. Что же станет с его, Роткеля, незапятнанным именем? Над ним будут смеяться крестьянки из деревень! Точно привидение, ходит Роткель по своему магазину, еще бледнее, чем обычно. Его измученное лицо блестит синевато-белым пятном на фоне черной как смоль бороды. Он не слышит и не понимает, что ему говорят. Наконец он облачился в черный сюртук и отправился к Франциске. Франциска удостоила Гизелу своей дружбой, к тому же она знакома с господином Цукором. Не будет ли она так любезна, чтобы воспользоваться своим влиянием...
Но Франциска сейчас же обиженно наморщила лоб. Она очень мало знает господина Цукора. Он строил ей дом, только и всего. Кстати, он вовсе не архитектор, он ровно ничему не учился. Он просто шарлатан, который обманом вытянул у нее большие суммы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142