Хмыкнув, Рауну вернулся на какое-то время к прополке, уничтожая одуванчики и прочую зелень, которой на поле не место, с той же сосредоточенной яростью, что и альгарвейцев.
Наконец, когда оба добрались до конца борозды, сержант спросил:
— Сударь… ваше благородие, дозвольте как на духу сказать?
Он уже давно не называл Скарню «вашбродь» — в его устах почтительное обращение звучало укором.
— Иначе и не вздумай, Рауну, — ответил капитан. — Без твоих советов я бы недолго протянул.
— Дольше, чем вам кажется, пожалуй, но не в этом суть, — отозвался Рауну. — Сколько я сумел вызнать из разговоров, хозяин здешний, граф Энкуру, — тот еще негодяй.
— Доля правды в этом есть, спорить не стану, — согласился Скарню. — Но при чем тут… — Он запнулся, чувствуя себя глупо. — Крестьяне скорее потерпят в хозяевах альгарвейцев, чем графа Энкуру, — ты это хочешь сказать?
Рауну кивнул.
— То и говорю. Знавал я таких дворянчиков, что в жизни не догадались бы, к чему я клоню. — Он перевел дух. — И в этом часть той беды, в которую попала Валмиера, понимаете?
— Простонародье должно быть верно своему господину, как господин верен королю, — промолвил Скарню.
— Вы, конечно, правы, сударь, — вежливо отозвался Рауну. — Но господа должны и заслуживать верности, не так ли?
Сестра Скарню ответила бы «нет» без всяких раздумий. Краста предположила бы — да и полагала, — что ее благородной крови довольно, чтобы требовать повиновения. И велела бы высечь Рауну на конюшне за дерзость мыслить иначе. Прежде чем Скарню получил под свое начало роту солдат, его отношение оставалось схожим, хоть и менее выраженным.
— Есть разница, не так ли? — медленно проговорил он. — Люди пойдут так далеко, как готов завести их вождь, но ни на шаг дальше.
В этом он убеждался на всем протяжении злосчастной недавней войны.
— Точно так, сударь. — Рауну кивнул. — И в другую сторону они пойдут так далеко, как оттолкнут их вожди, — вот ради чего мы собрались выйти на охоту этой ночью. Мы должны показать людям не только за что выступаем, но и против чего.
Ближе к вечеру поглядеть, что они наработали за день, явился приютивший их крестьянин. Гедомину всюду ходил с палкой — наследство Шестилетней войны. Возможно, поэтому он недолюбливал альгарвейцев в достаточной мере, чтобы выступать против них, но подтвердить это Скарню не сумел бы: о себе хуторянин рассказывал неохотно.
Окинув взглядом поле, он потер подбородок и бросил:
— Ну, если бы вы вовсе ничего не делали — было бы хуже.
И с этой похвалой, от которой у обоих солдат уши горели, повел беглецов в дом.
Его супруга Меркеля — вторая жена, младше мужа едва ли не вдвое — подала работникам ужин: кровяная колбаса и тушеная кислая капуста, хлеб и домашнее пиво. Скарню недоумевал про себя, как хромоногий бобыль смог завоевать ее сердце. Приходили ему в голову и другого рода мысли, но капитан надеялся, что воспитание поможет ему скрыть их от Гедомину.
Когда стемнело, Гедомину медленно поднялся по лестнице на чердак и так же медленно спустился, сжимая в левой руке волшебную палочку. Оружие было не столь мощным, как те жезлы, что принесли с собой Скарню и Рауну, — предназначалось оно больше для того, чтобы настрелять мелкой дичи. Но и человек, поймав тонкий луч в сердце, больше не встанет.
Сунув жезл под мышку, Гедомину послал жене воздушный поцелуй и вместе со Скарню и Рауну вышел в ночь. Свои жезлы солдаты прятали в амбаре. Гедомину при необходимости мог передвигаться неожиданно легко и быстро. Он вел их по ночному лесу тропками настолько узкими, что Скарню заблудился бы на них и при дневном свете.
— За короля Ганибу! — окликнул их кто-то на очередном пересечении тропинок.
— Валмиера! — отозвался Гедомину.
Скарню бы мог придумать более изобретательные пароль и отзыв — эти первыми пришли бы на ум альгарвейцам. Но это могло подождать. Сейчас они присоединились к маленькому отряду из четверых не то пяти крестьян, чтобы в ночной тишине поспешить к деревне Павилоста.
— Жалость, право, что мы не можем заглянуть в гости к самому графу Энкуру, — заметил Скарню.
Семи или восьми партизан недостаточно, чтобы взять приступом графский замок, если только стража на стенах не спит — а стража Энкуру, по слухам, бдила день и ночь.
— Довольно будет и управляющего, — ответил один из местных жителей. — Даже лучше будет, правду говоря. Это он собирает подати, которыми нас обложил Энкуру, и вдвое сверх того, так что сам разбогател, точно граф. И сами знаете, что к рыжикам он ластится. Вся округа на двадцать миль отсюда рада будет его в гробу увидать.
До войны заговорить о дворянине или его управляющем в таком тоне значило совершить государственную измену. Формально рассуждая, ничего не изменилось. Но это был шанс нанести удар по альгарвейцам, что значило намного больше.
Гедомину невольно подчеркнул это.
— Народ должен понять, что нельзя покорно исполнять что ни скажет любой погадок в юбке — если не хочешь жестоко за это поплатиться.
— На том и порешим, — заключил Рауну. — Туда, туда, и вон туда тоже, — указал он позиции, откуда удобно было вести огонь по дому управляющего — самому большому и роскошному во всей деревне, оставаясь при этом незамеченными. — Пошевеливайтесь!
Крестьяне торопливо разбрелись по местам. Скарню позволил командовать сержанту — Рауну не раз доказывал, что разбирается в своем деле.
— А теперь, — ветеран коротко кивнул маркизу, — получайте!
Подхватив с земли булыжник, сержант запустил его в соблазнительно широкое окно.
Звон битого стекла смешался с гневными воплями. Дверь распахнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240