— Именно так. Я отдал за нее две сотни пиастров.— Так это хорошо. Я ничего не имею против, чтобы это изделие лежало в чистом кармане!— Аллах наделил тебя сообразительностью и чистоплотностью, ты должна быть ему благодарна, ибо эти свойства красят любую женщину. Но мне не чужды те же свойства, и мне не хотелось бы украшать свою новую одежду свежими масляными пятнами.— О, это такое хорошее масло! Оно же не испортит одежды! Это не какой-нибудь лошадиный или рыбий жир!— Но никто не увидит эти пятна, ведь они внутри одежды.— Ты же предприимчивый человек, выверни наизнанку, и все будет видно!— Разве ты не знаешь, что в присутствии женщины запрещено переодеваться?— Но ты ведь мой друг и спаситель, к тому же под пальто у тебя куртка и что-то еще.— Но тем не менее мне не хотелось бы нарушать правила хорошего тона. Позволь мне положить эти булки в седельную сумку!— А она чистая?— Я ежедневно чищу ее.— Надо проверить. Открой-ка.Меня бесконечно забавлял этот разговор. В общем-то я и не думал чистить сумку. Обычно она была закреплена за седлом и вбирала в себя пыль всех дорог. Я расшнуровал ее и отбросил крышку.— Вот, смотри!— Ударь по ней! — приказала Клубничка.Я в очередной раз повиновался, и клуб пыли взвился в воздух.Но женщина почему-то сказала:— Да, она чистая. Подними эту булку и положи туда. Что я и выполнил, повторив потом эту процедуру многократно. Так мы добрались до подлеска, где я оставил привязанного ослика. Увидев корзины, она всплеснула руками и запричитала:— О Аллах, о Фатима! Ну что за нечестивое животное! Все мои вкусные вещи на земле! Нет, не все. Много нет! Где все остальное?Она бросила на меня выразительный взгляд и продолжала:— Эфенди, все это очень вкусные вещи!— Вполне допускаю.— Ты любишь сласти?— Не особо.— А пробовал ли ты то, что здесь лежит?— Нет.— Ты говоришь правду? Если ел — оплати!— Я не ел, о проницательная!— Но где они тогда? Я должна отчитаться перед мужемза каждую булочку!— Говорю тебе — не ел!— А кто же это сделал?— Твой осел сожрал!— Он что, ест сахар?— Я же его за этим и застал!— Видел своими глазами? Мне же он ни разу не давал об этом знать! Вот негодник! Эфенди! Сделай одолжение!— Я только это и делаю.— Сделай еще одно — возьми плеть и тресни его как следует по ушам!— Нет, я этого делать не буду. — Почему?— Потому, что это очень жестоко по отношению к животному.— А тебе-то что с того — осел-то не твой!— Не мой.— Он мой, и я могу его мучить сколько хочу. Давай, лупи его.— Ты что, ему запрещала есть эти сладости?— Нет.— Вот в этом была твоя ошибка. Он думал, что раз это твоя собственность, можно есть. В следующий раз не забудь все ему разъяснить.— Я прямо сейчас сделаю так, как ты говоришь; надеюсь, он меня поймет.Она достала из моей седельной сумки плетку и направилась к ослу, грустно стоявшему поодаль и прядавшему ушами.— Ты что натворил? — закричала она на него. — Кто ты после этого есть? Осел! Самый настоящий осел! Вот тебе! — И она угостила его плеткой. — Сладкий осел! — И она дала ему во второй раз. — Обжора! — Плетка опять просвистела в воздухе.Но животное явно не получило в детстве достойного образования и не научилось спокойно сносить нападки хозяйки. Осел мигом развернулся и лягнул ее обеими задними ногами. Все произошло настолько быстро, что та не успела отскочить.— Эфенди, он меня лягнул! Неблагодарная скотина! Посмотри, есть ли где-нибудь ссадины?— Вроде не видно, хотя нет — вот уже синяк появился!— О ужас, как я его буду лечить? Прямо копытом заехал! Если бы попал в грудь, я бы уже умерла! Больше не буду бить это чудовище!— Вот в этом ты права. Я же тебе говорил не делать этого. А ты не послушалась моего совета.— Осел — моя собственность. Как он посмел напасть на меня! Он испугал меня. Видишь, как я дрожу?— Вижу.— Помоги же мне!— А что, все на самом деле так плохо?— Настолько, что мне просто необходимо сесть и отдохнуть. — И она так стремительно опустилась на землю, что я едва успел отодвинуть корзинку.— Вот, хорошо, теперь я могу перевести дыхание.Отдохнув, она попросила меня уложить все в корзины и привести в порядок седло, чтобы забраться на осла. Меня эта просьба прямо-таки устрашила, поскольку я понятия не имел, как ее туда взгромоздить. Встав на ноги, она беспомощно огляделась.— Что ты ищешь? — спросил я ее.— Такую маленькую лестницу.— Лестницу? Откуда в чистом поле ей взяться?— Мне нужна лестница, чтобы подняться.Я тоже с таким же безысходным видом стал оглядываться.— Вон там, — показала она, — вон там я вижу пенек. Веди меня туда.Мне стоило немалых трудов усадить ее в седло с пенька. Несчастный осел прямо-таки просел под ее весом, но ожил, как только почувствовал, что дорога идет домой. Вскоре я уже увидел первые домишки.— Это Енибашлы?— Нет, сначала будет Новый Енибашлы. Но это и есть наша деревня.Мы въехали в деревню и приблизились к довольно большому дому. Моя спутница указала на задний двор, где мы и спешились. Там было выкопано множество ям, в которых помещались сосуды с какой-то цветной жидкостью. Итак, мы находились во владениях красильщика и пекаря Бошака.Моя амазонка издала пронзительный вопль, который ей пришлось неоднократно повторить. Тут открылась дверца какого-то дощатого сарая, и высунулась физиономия, похожая на птичью. Вся одежда этого человека составляла некое подобие плавок. Но меня поразило другое — то, как он весь был раскрашен: тело сверкало всеми цветами радуги — от темно-синего до ярко-оранжевого. При этом он сохранял такое серьезное выражение лица, будто сие художество являлось чем-то самим собой разумеющимся.Я слез с лошади и стал ждать дальнейшего развития событий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103