Словно движимый какой-то неодолимой силой, Юджин вошел в дом, поднялся к себе и достал маленький саквояж. Он сложил туда вещи, которые могли понадобиться ему в первую очередь. В кармане у него было девять долларов с некоторых пор он копил деньги. Он спустился вниз и остановился в дверях гостиной.
- Что случилось? - спросила мать, глядя на его серьезное лицо, говорившее о внутренней борьбе.
- Я еду в Чикаго, - сказал он.
- Когда? - спросила она пораженная, не зная, что и думать.
- Сегодня, - ответил он.
- Не может быть! Ты шутишь! - воскликнула мать.
Она недоверчиво улыбалась. Конечно, это только мальчишеская выходка, не больше.
- Я еду сегодня же, - сказал он. - И хочу поспеть к четырехчасовому поезду.
Теперь на лице матери появилась тревога.
- Быть не может, - повторила она.
- Ведь я в любое время могу вернуться, если захочу, - сказал Юджин. Пора мне поискать себе другое занятие.
Вошел отец. У него была маленькая мастерская в сарае, где он иногда чистил машины и чинил фургоны. Он все утро копался там.
- Что случилось? - спросил он, увидев их взволнованные лица.
- Юджин уезжает в Чикаго.
- Это когда же? - иронически спросил отец.
- Сегодня. Он говорит, что едет сейчас.
- Ты это, надеюсь, не всерьез? - сказал пораженный Витла. Он ушам своим не верил. - Что это тебе загорелось? Такой шаг надо хорошенько обдумать! На какие же средства ты будешь там жить?
- Проживу как-нибудь, - сказал Юджин. - Я еду. Хватит с меня Александрии. Я хочу выбраться отсюда.
- Ну что ж, - сказал отец, веривший в инициативу. Оказывается, он плохо знал своего сына. - Ты уложил чемодан?
- Нет, пусть мама вышлет мне вещи.
- Не уезжай сегодня, - стала упрашивать миссис Витла. - Подожди, Юджин, пока у тебя будет хоть что-нибудь на примете. Это слишком серьезный шаг. Подожди до завтра.
- Я поеду сегодня, мама. - Он обнял ее одной рукой. - Мамочка!..
Он был уже сейчас выше ее ростом и продолжал расти.
- Хорошо, Юджин, - тихо сказала она. - Но напрасно ты уезжаешь.
Ее мальчик покидал ее - сердце матери обливалось кровью.
- Я всегда могу вернуться. Ведь это всего лишь сотня миль.
- Что ж, поезжай, - сказала она наконец, стараясь держаться бодро. - Я уложу твой саквояж.
- Я уже все уложил.
Она пошла проверить.
- Ну что ж, скоро пора ехать, - сказал Витла, думавший, что Юджин еще колеблется. - Очень жаль. Хотя это, разумеется, пойдет тебе на пользу. Во всяком случае ты знаешь, что здесь тебе всегда будут рады.
- Знаю, - сказал Юджин.
Они отправились к поезду все вместе - Юджин, отец и Миртл. Мать не пошла с ними. Она осталась дома плакать.
По дороге на вокзал они зашли к Сильвии.
- Что ты, Юджин! - воскликнула она. - Что за странная фантазия! Не надо ехать!
- Он твердо решил, - сказал Витла.
Наконец Юджин вырывался на свободу. Любовь, семья, все близкое, родное крепко держало его в своих объятиях, и с каждым шагом он словно рвал эти узы. Они добрались до вокзала. Подошел поезд. Отец ласково и крепко пожал сыну руку.
- Будь молодцом, - сказал он и судорожно глотнул.
Миртл поцеловала брата.
- Какой ты чудила, Юджин! Пиши мне.
- Ладно.
Он поднялся в вагон. Прозвонил звонок, и поезд тронулся. Юджин смотрел на знакомые места, и боль, настоящая боль сжала его сердце... Стелла, мать, отец, Миртл, их милый домик... Все это уходило из его жизни.
- Гм-м! - чуть ли не застонал он, прочищая горло. - Черт побери!
Он откинулся на спинку скамьи и заставил себя ни о чем не думать. Он должен пробить себе дорогу. Это и есть жизнь. И это должно быть его целью. Он добьется своего.
ГЛАВА IV
Чикаго - кто его опишет! Кто опишет этот гигантский муравейник, выросший словно по мановению жезла на гнилых болотах приозерья! На целые мили протянулись мрачные домишки, на целые мили ушли вперед улицы с торцовыми мостовыми, газовыми фонарями, водопроводными магистралями и пустынными деревянными тротуарами, по которым скоро заснуют толпы прохожих. Стук сотен тысяч молотков, звонкие удары зубил в руках каменщиков! Длинные, смыкающиеся вдали ряды телеграфных мачт; тысячи и тысячи стоящих вразброс, словно часовые, домиков, заводов, устремленных ввысь фабричных труб, и среди них вдруг одинокая невзрачная церковка, смиренно приткнувшаяся на голом пустыре. Нетронутая целина прерии с выгоревшей на солнце травой. Широкие железнодорожные насыпи, по которым ползут стальные пути - десять, пятнадцать, двадцать, тридцать в ряд, - унизанные, словно бусинками, тысячами и тысячами грязных вагонов. Громыхающие паровозы, бегущие поезда, люди у переездов - пешеходы, возчики, кучера, подводы с пивом, платформы с углем, кирпичом, камнем, песком - зрелище новой, неприкрашенной, неукротимой жизни!
По мере приближения к Чикаго Юджин начинал все больше и больше понимать существо и значение огромного города. Какими невнятными казались ему теперь слабые газетные отголоски по сравнению с этой яркой, красноречивой, полнокровной жизнью! Перед ним раскрывался новый мир мощный, влекущий, совсем особенный. Когда поезд стал подъезжать к городу, внимание юноши привлекла красивая пригородная станция - такой он еще никогда не видел. Никогда не приходилось ему видеть и такого скопления рабочих-иностранцев - целые толпы литовцев, поляков, чехов дожидались пригородного поезда. Никогда он не видел и настоящего большого завода, а здесь они вырастали перед ним один за другим - сталелитейные, фаянсовые, мыловаренные, чугунолитейные заводы, мрачные и неприступные на фоне вечереющего неба. Несмотря на воскресенье, что-то юное, энергичное, оживленное чувствовалось в атмосфере этих улиц. С интересом смотрел Юджин на конки, дожидавшиеся пассажиров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47