— Однако я не вижу Брянцева и Дмитриева, — сказал капитан. — Дмитриев еще не приходил во взвод?— Он приехал?— Да, полчаса назад он привел орудие. — Капитан отогнул рукав кителя, посмотрел на часы. — После отбоя я отнял у вас три минуты. Спать!— Разрешите мне найти Дмитриева? — предложил Дроздов. — Я в одну минуту.— Нет, не разрешаю. Возможно, он задержался в столовой. Спокойной ночи!Офицеры вышли. Было слышно однотонное тырканье сверчков. Из лагеря доносились оклики часовых: «Стой, кто идет?»— А капитан, знаете ли… все же светлая личность! — проговорил из угла Полукаров. — В нем, знаете ли, что-то есть. Похвалил Мишу — и в то же время выстегал. А Чернецов наш — прелесть! Как ты думаешь, Дроздов?Ответа не было. Пепельный лунный свет, падая сквозь боковые оконца, заливал половину палатки, бледно озарял лицо Дроздова, его задумчиво блестевшие глаза. Спать ему не хотелось. Он слушал звуки леса, древний скрип коростеля, глухие всплески реки, треск сверчков за палаткой и думал о теплых огнях в далеких окнах, которые уже не светили ему так маняще, как прежде. Та встреча на вокзале и воспоминания о Вере постепенно притупились в нем, и оставались только сожаление и горечь.— Жаль, — прошептал он, — жаль…— Что жаль, Толя? — шепотом спросил Гребнин.Ответа не последовало.
Когда Алексей вошел в палатку, все спали, лишь дневальный Луц сидел за столом и что-то писал при мерцании «летучей мыши».— Алеша, вернулся? — Он вскочил, с силой встряхнул ему руку. — Поднять взвод?— Не надо, Миша… Покажи мое место. Больше ничего не надо, — ответил Алексей. — Оставим все на завтра.— Есть на завтра. Устал с дороги, — прошептал Луц и провел его в глубь палатки, указал топчан, аккуратно застланный одеялом, и все же спросил: — Вопросы тоже оставить до завтра?— Да, да, — ответил Алексей, раздеваясь.— Ясно. — Миша на цыпочках отошел к столу, оглядываясь добрыми глазами. — Отдыхай.А в палатке пахло хвоей и дымком, лунный свет просачивался сквозь оконце, наверно, так же, как и тысячи лет назад; и, глядя на жидкие лунные блики, Алексей думал, что все четыре года войны он жил одной надеждой увидеть мать, жид надеждой успокоить ее: «Мама, ты видишь, я жив, здоров, все хорошо, мы снова вместе». А разве он не любил ее?.. Он так научился и доброте, и ненависти за эти четыре года. Он никогда не знал, что вдали от дома можно так любить мать, ее морщинки усталости возле губ, ее тихую улыбку.Вдруг он услышал голос:— Алексей!Он открыл глаза: на краю топчана сидел Дроздов в шинели, накинутой на нижнее белье; рядом стоял Луц и начальственно шикал на него:— Устал человек, не видишь?— Я лучше тебя знаю, Миша, когда он устал, — убедительно говорил Дроздов и, увидев, что Алексей очнулся от дремоты, воскликнул шепотом: — Здорово, старина! Почему не разбудил? А я тут встал воды напиться, а Миша мне… Где ты пропадал?— Толя… — Алексей помолчал. — Я получил письмо от сестры. Мама погибла. Я представить не могу… 13 Ранним утром майор Градусов вызвал Алексея в штабную палатку.— Вы вовремя приехали, старший сержант Дмитриев. Командование училища подписало приказ о назначении вас старшиной дивизиона. Я поздравляю вас.Майор Градусов протянул приказ.— Читайте.— Я не понимаю вас, товарищ майор, — сухо сказал Алексей. — Меня — старшиной дивизиона? Почему?— Постарайтесь понять.Грузно расхаживая по палатке, Градусов принялся объяснять обязанности старшины дивизиона, и Алексей уже слушал его с чувством неприязни. Ему неприятен был сейчас командир дивизиона с его резкой манерой говорить, с его нахмуренными бровями, командными интонациями в голосе; особенно неприятно было, что Градусов хотел его назначения на должность старшины дивизиона, это было совершенно непонятно ему: они разговаривали всего один раз и то на экзамене. «За что он снимает Бориса?»Градусов продолжал:— Я надеюсь на вас, старший сержант Дмитриев. Уверен, что вы наведете образцовый порядок в дивизионе. Прежний старшина не смог справиться со своими обязанностями как положено: распустил людей, мало этого — сам нарушал устав, не оправдал возложенной ответственности! Так вот, старшина…— Я только старший сержант, товарищ майор, — подчеркнуто сказал Алексей, пытаясь показать этим, что его совсем не радует новое нежданное повышение. — Я на фронте получил это звание.Майор Градусов заложил руки за спину, и ответная колючая твердость возникла в его ощупывающих глазах.— Будете старшиной, вам присвоят звание! Полагаю, что это звание выше звания старшего сержанта. Но коли вы так скромны, прежнее звание может остаться. Так вот! — слегка повысив голос, повторил он. — Вы теперь не только курсант, вы — старшина дивизиона. В ходе внутреннего распорядка, чистоты, чистки матчасти вам подчиняются все курсанты дивизиона и даже старшины батарей. Требуйте дисциплины с людей! Тем более это необходимо сейчас, в период стрельб! Знаю, надеюсь — вы это сможете. Вы отлично сдали экзамены после болезни — стало быть, у вас есть воля. Это, собственно, и все.Градусов некоторое время с пытливым упорством наблюдал Алексея; затем крупные губы его обозначили улыбку, он заговорил:— Как провели два дня в училище? А? Один! Свободный! Встретились, верно, с кем-нибудь? Н-да, молодость! Ничего, ничего, иногда не мешает проветриться. Офицер должен нравиться! Так-то! Вышел в город, прошагал по улице — чтобы все девки от восторга из окон падали! Так, Дмитриев? — спросил он уже с незнакомой, добродушной благосклонностью и кашлянул. — Ну, делу — время, потехе — час. Тут вот капитан Мельниченко прислал рапорт по вашему поводу. Что тут он?.. Кажется, вот хвалит вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87