– Ведь от вашего ответа может зависеть командирское решение, а значит, и ваша судьба. А вы и доложить забыли и сейчас путаетесь. Понятно? Отвечайте точно – был дымок или не был?
– Да… Был как будто дымок… – Саша краснел все сильней и сильней. Руки почему-то мешали ему, он начал теребить подол гимнастерки. – Видел я дымок. А вот куда он делся…
– Видел… – насмешливо протянул Аркадий Сенников и вскочил с обрубка. – Померещилось, а теперь всех путает.
Молчаливый ездовой яростно сплюнул под ноги, с силой потянул на себя веревку, которой был укреплен брезент на двуколке, и сердито сказал:
– Был дым. Я видел. А сейчас пропал.
И ездовой и сразу обрадовавшийся Губкин показали Пряхину направление. Старшина долго смотрел на разноцветные склоны сопки, потом пожал плечами:
– Странно… Строители ушли давно. Охотники сюда вряд ли придут – знают, что стройка шла, дичь распугана. Да если б и забрели, так днем, им костер жечь некогда – охотиться надо. Искателям женьшеня – то же самое. Ну кто еще? Геологи? Но они всегда лагерем становятся и если уж начнут костер жечь, так надолго. А населенных пунктов километров на пятьдесят в округе нет. – Старшина прихватил большой сильной рукой тяжелый подбородок, опять пожал плечами и добавил: – Во всяком случае, наблюдайте. Знаете сами – побережье здесь недалеко Сразу за главным хребтом. Мало ли кого можно там высадить. В общем – посматривайте.
Ездовой, Почуйко и Губкин притихли, с опаской посматривая на дальние сопки. Никто уже не замечал ярких осенних красок. Горы казались хмурыми и затаенными.
– Ну что вы, товарищи! – Аркадий рассмеялся. – Ведь от тех сопок до нас – день ходьбы. Значит, волноваться можно только с завтрашнего дня.
Всем сразу стало ясно, что Сенников прав, и солдаты, улыбаясь ему, повеселели. Даже старшина Пряхин посмотрел на Сенникова почти с уважением. Этот упрямый парнишка, кажется, и самый находчивый, и наиболее самостоятельный из всех его подчиненных, а такие люди Пряхину нравились: из них выходили отличные солдаты и хорошие командиры. Аркадий сразу уловил смену настроений и, казалось, даже мысли старшины и все так же весело, даже озорно, словно подчеркивая свое бесстрашие, предложил:
– Давайте разгружаться, товарищ старшина. Время позднее, а ездовому долгий путь.
И опять он сказал самые нужные и самые дельные слова, не подчиниться которым было просто невозможно. Наверное, поэтому никто не удивился, когда Аркадий начал покрикивать на товарищей, принявшихся разгружать двуколку, а старшина подумал: «Может, и в самом деле в сержанты его готовить?»
Но он сейчас же вспомнил слова Почуйко, сказанные Аркадию на перевале: «Ты дуйся больше. Может, на сержанта выдуешься» – и решил повременить. Он знал, что люди, желающие командовать, не всегда умеют делать это. Старшина вздохнул и подошел к двуколке.
На самом верху груза, на полушубках, лежали телефонные аппараты. Пряхин взял один из них, присоединил к свисающим со столба проводам и продул трубку. Как и многие командиры, старшина не любил, когда подчиненные слышат его переговоры со старшими. Старый связист, он знал, что даже случайно оброненное слово, даже тон, которым оно было произнесено, иногда может выдать военную тайну или повлиять на людей – породить ненужные разговоры, сомнения или неоправданные надежды. Немногословный во время несения службы, старшина дождался, когда солдаты занялись разгрузкой и не могли его услышать, покрутил ручку аппарата и негромко позвал:
– Алло! Восьмой пост… Восьмой! Коммутатор? Товарищ капитан? Докладывает старшина Пряхин. Прибыли благополучно. Разгружаемся. Ездового отправлю сегодня же. Пост номер семь принял в порядке. – Он помолчал, прислушиваясь к ответу, и добавил: – В районе сопки Кабаньей, левей километра три, на юго-западных скатах, был замечен дым костра, который исчез, как только мы вышли на дорогу. – Он опять помолчал и, выслушав ответ, кивнул: – Понятно, слушаюсь, товарищ капитан. Ничего не скрою.
Затем Пряхин вызвал шестой пост и сообщил о появлении дымка. Положив трубку, он подошел к солдатам и спокойно сказал:
– Все в порядке, к линии подключился. На других постах гарнизоны тоже приступают к службе.
Солдаты молча посмотрели на него, и испещренная грязно-серыми пятнами костров гравийная сопка уже не показалась им загадочной и недоброй. Справа и слева были свои. С ними всегда можно связаться по телефону.
Ночные тени
Имущество в землянку решили не переносить: в ней пахло сыростью и нежилью.
– Наведем порядок, подремонтируем – тогда и вселимся, – решил Пряхин, – а пока в палатке поживем.
Двуколку разгрузили прямо на расстеленный на земле брезент. Консервы, цинки с патронами, телефонный провод, мешок с мукой, постели и ящик с толом – все сложили в кучу. Сенников накрыл эту груду полушубками и плащ-палатками.
Ездовой попрощался за руку с солдатами, отдал честь старшине, закурил и пошевелил вожжами. Уже привыкшая к тяжелой поклаже, лошадь напряглась и рванула. Пустая двуколка подпрыгнула на камнях, ударила ее по задним ногам. Лошадь испуганно заржала и упала на передние ноги.
Это было так неожиданно и смешно, что Губкин расхохотался, а Почуйко привалился спиной к столбу и застонал:
– Ой, не можу!.. То ж выходит, не она нас везла, а мы ее в гору вытолкали.
– Трактор… полусильный, – сдержанно пошутил Сенников, посматривая на добродушно посмеивающегося старшину.
Только обиженный ездовой молчал. Он помог лошади подняться на ноги и, схватив ее под уздцы, повел к дороге.
Глядя на его поношенную стеганку и старенький, с поцарапанной ложей карабин, на дребезжащую и подскакивающую двуколку, Саша Губкин понял, что смеяться ему не хочется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42