Возможно, для планеты он был маловат, но довольно обширен по людским меркам.
Внезапно оказалось, что я уже прибыл: я больше не двигался к еле различимому пятнышку, а видел перед собой рукотворную планету, громадную, как мамонт.
Я не мог разобраться, что испытываю: удивление или страх. Впрочем, это было не важно. Зрелище потрясло меня.
Останавливая и вновь запуская двигатели, я обогнул Вапаус, видя, как укорачивается цилиндрическая картофелина, оказался прямо напротив его кормы и завис в небе, обратившись лицом точно к центру круглой каменистой площадки, наполовину освещенной заходящим солнцем.
Астероид медленно и умиротворенно вращался прямо передо мной, а я спускался к нему, разыскивая место для посадки.
Я искал взглядом хороших размеров трещину в камне, говорящую о том, какому расплавлению подверглась каменная оболочка Вапауса. Кое-где пузыри, наполненные воздухом, прорвались, оставив после себя на поверхности астероида кратеры с рваными краями. Другие же остывали достаточно медленно, чтобы сохранить прежнюю форму — вероятно, они должны были напоминать купола на хаотическом ландшафте.
Я подлетел еще ближе, пока поверхность астероида не оказалась всего в тридцати — сорока метрах впереди меня — или подо мной, в зависимости от того, с какой стороны смотреть, а затем затормозил, чтобы осмотреться. Кругом был только камень, серый и бурый, и вращение, которое с километрового расстояния казалось умиротворенным, теперь достигло головокружительной скорости.
Я обнаружил, что слегка смещаюсь от центра поверхности планеты к ее боку, пока не оказался в тени. Я спустился слишком низко, чтобы видеть из такого положения солнце. Я чертовски приблизился к этому мрачному камню.
Тут же я постарался взять себя в руки. Мне предстояла виртуозная работа. Я внимательно оглядел несущуюся ко мне поверхность. Вот он! Пузырь, достигающий в поперечнике двух метров, почти прямо по курсу. Запустив двигатели, я двинулся к поверхности астероида со скоростью около метра в секунду. Пот катился у меня со лба, и я потряс головой, чтобы избавиться от него. Капли слетели с лица и немедленно высохли на внутренних стенках шлема.
Теперь я находился всего в десяти метрах над поверхностью, наблюдая за ее стремительным приближением. От приземления меня отделяли секунды. Сейчас следовало попробовать привести скорость моего движения по горизонтали в соответствие с интенсивностью вращения астероида. Требовалось двигаться с той же скоростью, что и камень, на который я намеревался приземлиться. Если мое движение окажется слишком медленным, я пропущу выбранное место и, вероятно, буду отброшен в космос. Если же поторопиться, я вообще пролечу мимо астероида и буду вынужден предпринять еще одну попытку — на этот раз под угрозой нехватки топлива.
Стиснув зубы, я двинулся вперед, сворачивая в сторону центра каменистой поверхности. Запустив двигатели, я выровнял скорость — так, чтобы она совпала со скоростью вращения астероида. Камень вращался все медленнее, и, когда мои ноги оказались всего в пяти метрах над поверхностью, я вновь настроил скорость. Оставив в покое пульт маневрирования, торопясь и нервничая, я вынул из-за пояса крепежный костыль. Я чуть не ударился о камень, прежде чем успел пустить в него управляемый костыль. Даже когда он вонзился в камень, меня продолжало тащить вперед. Я подтянулся на тросе, привязанном к костылю, и аккуратно приземлился на ноги, балансируя свободной рукой.
Астероид вращался, создавая искусственную гравитацию. Чем дальше от оси, тем заметнее становились силы притяжения. Я находился не в самой дальней точке, но все-таки далеко. Я почувствовал заметный толчок вниз — насколько позволяло мне судить тело, несколько отвыкшее от гравитации, хотя «вниз» теперь значило не к поверхности астероида, а к горизонту.
Внезапно я осознал, что нахожусь не на небольшой возвышенности посреди плоскогорья, а свисаю на веревке с утеса высотой в три километра. Внизу, у подножия — или у вершины — утеса начиналась пустота — ничего, кроме пустого космоса. Как только я сделал ошибку, взглянув вниз, солнце выплыло из-за горизонта с ошеломляющей скоростью. Фоторецепторы внутри шлема успели отреагировать на смену освещения. Словно завороженный, я смотрел, как потемневшее солнце заливает мрачную равнину и проходит подо мной. Пылающий ад находился прямо под моими ногами.
Я поскользнулся.
Мгновение я болтался, хватаясь за неровную поверхность утеса, удерживаемый лишь тонким тросом, прикрепленным к поясу. Я чуть не упал! Прямо на солнце! Душа моя вопила от страха, уйдя в пятки. Снова взглянув вниз, чтобы убедиться, что солнце действительно там, я заметил планету, Новую Финляндию, проплывающую под моими ногами. Ближе и больше, чем звезды, она, казалось, двигалась намного быстрее. Затем она вышла из поля зрения, оставив после себя только россыпь холодных звезд. Смерть среди них была хуже, в тысячу раз хуже мгновенной смерти на солнце. Вой миллионов обезьяноподобных предков отдавался у меня в ушах. Я мог упасть, и это падение обещало быть вечным — падение в никуда, лишь одно падение…
Вероятно, этот ужас длился всего несколько секунд. Очнувшись, я попытался успокоить собственные инстинкты. Горло горело, словно я и впрямь вопил. Я старался смирить дрожь во всем теле, глубоко дышал, расслабляя и напрягая мускулы. Я даже попытался спеть себе песню, но самое главное — постоянно запрещал себе смотреть вниз и даже открывать глаза.
Все страхи, которые обычно защищают нас от безрассудных поступков — боязнь падения, боязнь темноты, неожиданной потери направления, опасных сюрпризов, — сейчас ополчились против меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105