Уже садясь, она прошептала в ответ:
– Наша совесть. Только это и ничто другое. Мы немного помолчали, потом руку поднял Йеттмар.
– В том, что сказала мисс Хубер, несомненно, много правды. Я считаю, что мы не знаем и четверти того, что следовало бы знать. Но будем говорить прямо! Я полагаю, мы все сходимся в том, что напали на следы существовавшей некогда суперкультуры. Может быть, это даже подтверждает теорию Шпенглера. Культуры исчезают, чтобы позднее каким-либо образом возродиться. Но сейчас не это главное. Главное в том, что эта суперкультура располагала или могла располагать такими знаниями, о которых неизвестно, смогли бы ли они повлиять на наше развитие положительно. Может быть, у них было и такое оружие, по сравнению с которым атомная или водородная бомба – детская игра.
– И где же это оружие? – ввернул Хальворссон.
– Может быть, в подземной пирамиде. Вспомните-ка описания очевидцев. Я полагаю, настало время все еще раз тщательно проанализировать. В свете новых открытий. Но продолжу. Общеизвестно, что мы балансируем на краю пропасти. Все человечество. Всего лишь легкий толчок – и все мы в нее свалимся. И если мы сейчас обнаружим что-то такое… Понимаете?
Он сказал именно то, что я хотел от него услышать.
– Итак? – спросил я.
– Я бы предложил работать дальше в полнейшей тайне. Вот в этом составе. Те немногие посторонние, которые что-то подозревают, вскоре обо всем забудут, если мы сделаем вид, что прекратили исследования. А мы будем продолжать. И когда узнаем все– понимаете? – все, тогда уже наступит время решать, что и кому сообщить!
– А ответственность?
– Каждому придется взять на себя! Мне не оставалось ничего другого, как поставить вопрос на голосование.
– Доктор Хубер? Я, естественно, доверяю вам, но не хочу толкать на такой шаг, который, при случае, может стоить вам вашего места. Мы не будем считать изменой, если…
– Я с вами, и согласна с мистером Йеттмаром.
– Селия?
– О'кей.
– Мистер Миддлтон?
– И я тоже.
– Осима?
– Как и раньше.
– Никое?
– Все в порядке, Петер. Хальворссон быстро вздернул руку.
– Теперь, когда это позади, может быть, продолжим предыдущий разговор? Мы как раз остановились на том, можно ли себе представить… способны ли семенные клетки к оплодотворению.
– По всей вероятности, – кивнула доктор.
– Тогда у нас нет иного выбора, мы должны последовать указанию Иму. Нужно посадить семя, из которого потом вырастет колос!
– Ты это серьезно? – уставилась на него Селия.
– Серьезней быть не может.
– И как ты это себе представляешь?
– Ну… я, правда, не знаю, – пробормотал датчанин. – Может быть, в пробирке?
– В пробирке?
– Я читал, что так делают.
– Стоп! – неожиданно вмешался Карабинас. – Есть! Кнут прав!
Однако доктор Хубер вскричала, заглушив всех остальных:
– Невозможно! Просто невозможно! Запрещено международным правом! Этим занимались итальянцы, но потом прекратили. Сегодня еще не научились контролировать развитие ребенка в пробирке. Кто знает, что из него получится, если он будет развиваться вне материнского лона! Может быть, новый Франкенштейн! Я на это не могу согласиться. Это по меньшей мере такое же опасное и безответственное дело, как если бы мы выдали тайну пирамиды и сверхкультуры!
Карабинас подошел к Хубер и обнял ее за плечи.
– Вы, вероятно, не совсем нас поняли, дорогая мисс доктор. Я говорил лишь о том, что следовало бы испытать способность семенных клеток к оплодотворению. А для этого годится пробирка. Если это удастся, мы тотчас же прервем развитие клеток. Что вы скажете?
– Ну, даже не знаю, – заколебалась Хубер.
– Как-то же нужно нам проверить, пригодны ли они вообще для оплодотворения. Может быть, мы спорим без причины.
Хубер неожиданно стукнула по столу.
– Хорошо! Я все устрою. Я соединю сперму с несколькими яйцеклетками. Господи! Если бы знать наперед, что из этого получится! 15 октября Доктор Хубер усталым, бесцветным голосом зачитала последние предложения своего доклада:
– Способность семенных клеток к оплодотворению хорошая. Зачатие, то есть оплодотворение яйцеклетки, произошло искусственным путем. После трехнедельного роста я прекратила опыт. То есть убила зародыш, – добавила она совсем тихо.
И уронила свои бумаги на колени. Затем спросила глухим голосом:
– Что будем делать теперь?
Мы в замешательстве смотрели друг на друга, словно сделали какое-то огромное открытие. Впрочем, кто знает, может быть, так оно и было.
– Работу нужно продолжать! – сказал запальчиво Хальворссон.
– Как?
– Как угодно! Так хочет Иму! Семя должно прорасти и выпустить колос.
– Чтобы потом уплыть на солнечной ладье.
– А что? Ты не веришь? – Хальворссон повернулся к Карабинасу.
– Хорошо бы знать, во что я верю, а во что нет, – проворчал грек. – Но теперь я, пожалуй, думаю, что нам не следовало продолжать работу на свой страх и риск.
– Что, сдрейфил? – накинулся на него с яростью Хальворссон.
Карабинас покачал головой.
– Ничуть. Но это уже не археология. Не забывайте, мы археологи и египтологи. Наша задача – знакомить мир с древней культурой Египта, с пирамидами, фараонами, египетским народом, который жил, страдал и любил в долине Нила, то есть Хапи.
– В тебе погиб поэт, – сказал Осима. – Тем не менее я считаю, что ты прав.
– Это уже не наше дело, – продолжал Карабинас. – Младенцы из пробирки, суперсперма, генетика – какое мы имеем к этому отношение? Нет. Я не струхнул. Но если так рассуждать, то мы могли бы сказать свое слово и в астрономии, и в политике. Нет. Это уже не наше дело.
– Несомненно, все так и обстоит, – пробормотал Осима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136