Тем не менее я не мог отказать себе в таком удовольствии, как приключения. Наоборот, ввергаясь в них, я испытывал даже больше переживаний, чем если бы у меня не было Элис и предстоящей встречи с ней.Как и все путешественники, я осмотрел все достопримечательности Парижа довольно быстро. После этого мне уже пришлось находить развлечения самому. Я нанес визиты в известные всему миру предместья и вскоре обнаружил, что даже в пределах территории, охватываемой путеводителем, есть настоящая terra incognita, дикие, плохо обжитые места, привлекательные как раз своей дикостью и необжитостью. Я стал исследовать эти места с педантичностью ученого, каждый день начиная свой путь с того места, где остановился накануне.Странствуя таким образом, в один прекрасный день я добрался до окрестностей Монтруж, этого «края света» цивилизации – области настолько же мало исследованной, как и Белый Нил. Здесь обитали все парижские мусорщики, старьевщики и тряпичники. Я решил философским взглядом окинуть образ их жизни, жилища и прочее в том же роде.Работа, затеянная мною, прямо сказать была не из приятных и не из благородных. Но мое упрямство широко известно, и оно победило все. Я приступил к задуманному изучению с решительностью, которая была гораздо заметней, чем при моих предыдущих изысканиях.И вот однажды, солнечным днем, в конце сентября, я переступил порог святая царства мусора. Здесь несомненно проживало довольно много мусорщиков, так как между высокими холмами мусора и отходов я заметил протоптанную тропинку и даже что-то вроде низких лачуг. Я медленно шел среди мусорных куч, которые возвышались тут и там, словно часовые.Проходя по этой мрачной местности, я вскоре стал замечать за собой слежку – неясные тени перемещались за мусорными кучами, проявляя заметный интерес к чужаку, вторгнувшемуся в их владения. Это место было подобно крошечной Швейцарии, где налицо перенаселение; я шел по извилистой тропинке вперед, а за мной тропинка уже занималась здешними обитателями.Наконец, я вступил в пределы, если можно так выразиться, города тряпичников. Тут и там виднелись хижины и лачуги. Совсем такие, какие можно встретить в отдаленных уголках Аллановых болот: запущенные строения с плетеными стенами, обляпанными грязью, крыши, покрытые соломой, украденной из конюшен и хлевов. Это были дома, в которые не было никакого желания войти, и даже на картинах, изображенные в ярких акварелях, они не производили бы положительного впечатления. Посреди этой убогости стояла конструкция – у меня язык не поворачивается назвать сие жилищем, – ничего похожего на которую мне видеть ранее не приходилось. Это был огромный дряхлый, платяной шкаф, может быть, вынесенный в свое время из будуара Шарля Седьмого или Генриха Второго. И в этой развалюхе жили! Дверцы его были распахнуты, и внутренняя «обстановка» просматривалась очень отчетливо. В левой половине шкафа была устроена своего рода гостиная. Четыре фута в глубину, шесть в ширину. И в этой конуре, сидя вокруг угольной жаровни, попыхивали трубками шестеро стариков, одетых в заношенные мундиры солдат Первой Республики! С первого взгляда было видно, что все они принадлежали к классу никудышних людей, а проще – оборванцев. Мутные глаза и трясущиеся головы указывали на их пристрастие к полынной водке. В их изможденных блестящих взглядах застыла дремлющая злоба и жестокость, часто возникающая в похмельном состоянии. Во второй половине шкафа полки для одежды и белья сохранились еще с тех времен, когда шкаф использовался по прямому назначению. Правда, они были подпилены по ширине ровно наполовину. На них было набросано всякое тряпье и солома, и отметив под конец, что их было тоже шесть, как и стариков-солдат, можно было смело предполагать, что они служили здесь постелями. Старики – все шестеро – с любопытством наблюдали за мной, пока я подходил. А приблизившись, я заметил, что они склонили головы друг к другу и шепчутся о чем-то. Впрочем, ясно было о чем. Мне это не понравилось: местность была пустынная, а смотрели на меня ветераны зловеще. Впрочем, оснований для страха явно недоставало, и поэтому я бодро зашагал дальше по тропе, постепенно углубляясь в эту помойную Сахару. Дорога была очень извилистая, и я в буквальном смысле слова петлял. Меня поймут те, кто катался на коньках на голландских катках. Скоро мне это стало надоедать.Я завернул за недостроенный холм мусора и лицом к лицу столкнулся с еще одним солдатом времен юного Наполеона, сидящим на небольшом стожке из прошлогодней соломы в оборванном во многих местах пальто.– Здравствуйте! Приехали! – подшучивал я над собой вслух. – Да здесь, как я погляжу, квартируется армия Первой Республики! Вот так музей!Проходя мимо старика, я отметил, что он даже не смотрит на меня. Его взгляд был устремлен на землю в футе от его ног. Я снова сказал вслух для себя:– Да… Не позавидуешь их жизни. Даже любопытство уже угасло в их сердцах!Однако пройдя несколько шагов вперед, я обернулся и убедился, что ветеран смотрит мне вслед и довольно подозрительным взглядом. Он мне не понравился так же, как и те солдаты, что сидели в шкафу. Как только я посмотрел на него, он тут же опять уронил голову и вперил мутный взгляд на свои ноги. Я, не задерживаясь там дольше, пошел вперед, думая о том, что все эти старики так похожи между собой.Скоро я натолкнулся еще на одного старика в форме солдата революции. Он, как и все предыдущие, сделал вид, что не заметил меня.Тут я обратил внимание на то, что солнце потихоньку начало клониться к закату, и стал размышлять о возвращении. Наконец, я повернулся, чтобы идти назад, но увидел впереди себя множество тропок, бегущих между совершенно одинаковыми курганами мусора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11