- Моя найди, - устало сказал Чумбока и принялся подкладывать сучья в костер.
- Что это было?
- Человека была. Совсем мертвая.
- Какой человек? Откуда?
- Злая росомаха. Бандита. - Палкой, которую собирался положить в костер, Чумбока показал на Красюка. - Стреляла его.
- Хопер? Это же Хопер стрелял. Он умер?
- Умерла, умерла. Дыма много, дышать не моги, тама лежи.
- А где его ружье? - Сизову все не верилось, что это именно Хопер. Ты не принес?
- Не нада бери, - назидательным тоном сказал Чумбока.
И Сизов понял: действительно, не надо. В Никше спросят: чье ружье? Хопра? А где Хопер? Умер?.. Сам?.. Или помогли?.. Поди докажи.
- А... золото?..
Чумбока ткнул рукой себе под ноги, и Сизов только теперь разглядел валявшийся на земле вещмешок. Осторожно, словно это был раненый зверь, подошел к нему, поднял. Мешок был тяжелый, одной рукой не удержать.
И тут, словно почувствовав, о чем речь, зашевелился Красюк. Увидел вещмешок в руках у Сизова, вскочил на ноги.
- Это же мой сидор! Видишь, пестрый, из камуфляжки? Тот самый, что Хопер унес...
Он попытался схватить вещмешок, но Сизов отвел его руку в сторону.
- А где Хопер? - Красюк испуганно заоглядывался. И уставился на Чумбоку, догадавшись, в чем дело. - Ты его нашел?.. Убил?..
- Дурак ты, Юрка, - сказал Сизов. - Задохнулся он. Дымом. Не выбрался из пожара.
- Точно?
- Так Аким говорит. А я ему верю. Живого он притащил бы сюда.
- Зачем? - испуганно воскликнул Красюк.
- Так уж он устроен.
- А рыжевье, значит, принес? Ну, молодец!..
Красюк боком, словно опасался, что его оттолкнут, обошел Сизова, присел над вещмешком, торопливо начал развязывать туго стянутые лямки. Руки у него дрожали, пальцы срывались с узла. Тогда он вцепился в узел зубами. Развязал, и выхватил сверток, упакованный в полиэтилен.
- Оно! - сказал с придыхом. Обессиленно сел на землю и повторил, лыбясь во весь рот: - Оно самое... Теперь поделим...
- Об этом надо Акима спросить, - сказал Сизов.
- Чего это?!. Мое ведь...
- Было твое. Но ты его отдал Хопру.
- Он сам...
- А теперь это нашел Аким. Ему и решать.
- Ладно. На троих поделим.
Он зло посмотрел на Чумбоку, но тот не обернулся, занятый костром.
- Утром разберемся, - сказал Сизов.
Красюк помолчал, покачивая на руке тяжелый сверток, и сунул его обратно в вещмешок.
- Ладно, утром поделим.
- Юра, не теряй головы. Это же не манная крупа - на глазок-то делить.
- Тогда я его сам понесу.
Сизов засмеялся.
- Все двадцать килограммов? С раненой рукой? Нам ведь далеко идти.
- Тогда один пакет возьмешь ты, а другой пусть будет у меня.
- Как скажет Аким.
- Аким, Аким! - разозлился Красюк. - Да ему рыжевье до лампочки. Верно? - повернулся он к Чумбоке.
- Верно, верно, - закивал Чумбока. И добавил замысловатое: - Моя деньга бери хорошо, чужая деньга бери нет.
И он принялся раскладывать на земле оленью шкуру, которую достал из своей громадной торбы.
- Нада спи...
Тихая глухая ночь обволакивала землю стойким запахом гари. На западе розовели низкие тучи, подсвеченные уходящим пожаром. Там волчьими глазами вспыхивали огоньки: пламя взбиралось по склону отдаленной сопки. А вокруг костра стеной стояла напроглядная тьма, не полная ночных шорохов, как обычно в тайге, а совершенно безмолвная, могильная.
Казалось бы, только и спать в такую ночь. Но Сизов, как ни старался, уснуть не мог. В голове вертелись странные мысли о высшей справедливости, которая все-таки существует и в конечном счете наказывает зло. И думалось о непомерной чуткости людей, живущих в согласии с природой. Было совершенно непонятно, когда и как Чумбока услышал крик в горящем лесу. Все вокруг трещало и гудело. Лежа под навесом, зажимая голову охапками сырого мха, он, Сизов, не слышал ничего, кроме стука своего сердца. Потому что был занят только собой. А Чумбока и в такую минуту оставался словно бы частью этого леса, страдающего, но живого...
- Иваныч, спишь? - услышал он тихий шепот. Красюку тоже не давали уснуть свои думы. - Ты чего будешь делать с рыжевьем-то?
- Я тебе говорил: сдам, - помолчав, ответил Сизов.
- Ты чего, в самом деле веришь, что оно достанется государству?
- А то кому?
- Да кому угодно. Тоннами золото у государства растаскивают, и хоть бы хны.
- По акту сдам.
- Акты тоже пропадают.
Сизов и сам боялся того же. Но ему непременно надо было откупиться, чтобы, как обещал Плонский, поскорей освободиться и довести до конца начатую с Сашей разведку у Долгого озера. Теперь он знает: касситерит там есть. Но теперь знает еще и о золотом ручье...
- Чумбока свою долю тоже, всего скорей, сдаст. И тебе бы тоже...
- Чего ж мы тут загибались?
- А можно сделать так, что ты один все сдашь. Придешь, заявишь: не мог-де, стерпеть обвинения в краже золота и бежал потому, что хотел найти пропавшее, снять с себя подозрение...
Красюк промолчал. Встал и так же, ничего не говоря, принялся подкладывать в костер ветки. Наконец сказал:
- А потом? Кому я нужен на воле с пустым карманом да с судимостью?
- Судимостью нынче никого не удивишь...
- Так ведь такой лафы больше не подвернется.
Он со злостью бросил в костер палку, которой ворошил угли, снова улегся.
- Что-нибудь придумаем, - сказал Сизов.
- За нас все продумано.
- Все, да не все. Спи пока. Завтра поговорим.
Красюк матерно выругался.
- Уснешь тут. Сперва душу вынет, а потом - спи...
- Спи, спи, - ласково, как ребенку, сказал Сизов. - Утро вечера мудренее.
На рассвете пошел дождь. Чумбока учуял его еще до того, как упали первые капли, разбудил Сизова и Красюка, заставил их сесть спина к спине, сам сел и накинул на головы оленью шкуру.
Дождь был сильный, но недолгий, не погасил костер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59