Скорей всего за самоубийством стоит что-то страшное, какие-то смерти, преступления… Да и девочка осталась одна, Вера…
Капитан вытянул левую руку, щелкнул рычажком чайничка «Тефаль»:
- Во-первых, не орите. А во-вторых, кто сказал, что письмо написала самоубийца: ни подписи, ни числа… Тут рядом писатели проживают, кто-нибудь рукопись и посеял…
Я глядела на этого монстра из правоохранительных органов открыв рот. Капитан рассуждал дальше:
- Сумочка там могла давно валяться… Я ткнула пальцем в почти не поврежденную дорогую кожу.
- Да она в полном порядке, представляете, что было бы с ней через неделю?
Капитан хлопнул ладонью по столу. Пачка папочек подскочила и шлепнулась на место, подняв пыль.
- Во, - вызверился мент, - глядите, сколько дел. Между прочим, возбуждено дознание по факту шаганья из окна, а не прыганья под поезд, - такого дела нет. А в открытом деле все ясно, сама совершила суицид. Так что уже его и закрыл. Нужна родственникам - начнут искать. Нечего тут вопить и меня виноватить…
Онемев, я слушала его неграмотную, корявую речь. Сразу и не понять, что сей Цицерон пытался сказать. Ясно одно - больше всего ему хочется спихнуть с глаз долой неожиданную докуку. И никакого расследования проводить не станут, через месяц оформят неопознанный труп к погребению, и все… финита ля комедия.
Капитан невозмутимо курил. Я взяла со стола сумочку и пошла к двери.
- Эй, эй, верните вещественное доказательство! - засуетился следователь.
- Зачем оно вам? - с вызовом спросила я.
- Порядок надо соблюдать, - неожиданно заявил капитан.
Смотрите, какой законник! Небось решил сумочку жене презентовать! Ну уж нет!
- Это моя вещь, - нагло заявила я, - потеряла, когда несчастную из-под поезда выталкивала. Станете отбирать, живо свидетелей приведу!
- Ну и вали отсюда, - рявкнул капитан.
Я молча вышла в коридор и со всего размаху хватила дверью о косяк. Тоненько задрожали стекла. Нет, все-таки ужасно, что в милиции работают подобные субъекты!
На улице ярко светило солнце. Площадь весело гомонила, радуясь наконец наступившей весне. Две маленькие дворовые собачки, тихонько повизгивая, осуществляли у забора процесс продолжения рода. Никому нет дела до трагически погибшей женщины. Нет, она не сумасшедшая. Такое письмо мог написать только доведенный до крайности человек. Кто такой Коля? Где искать Веру? Почему предсмертная записка оказалась в сумочке? Взяла с собой? Но как она рассчитывала передать ее адресату? Ни телефона неизвестного Николая, ни фамилии. И впрямь подумаешь, будто страничка из какого-то детектива…
В Ложкине мы живем уже несколько лет. С тех самых пор, когда неожиданно для себя превратились в «новых русских». Только не подумайте, что состоим в какой-нибудь криминальной группировке или озолотились, незаконно торгуя энергоресурсами. Все намного проще и интересней.
Долгие годы я и моя подруга Наташа жили в малюсенькой двухкомнатной «хрущобе». Преподавали обе французский язык в богом забытом институте, бегали по частным урокам и пытались совместными усилиями поставить на ноги двоих детей - Аркадия и Машу. Денег не хватало всегда - в холодильнике часто звенели пустые полки. И мои, и Наташкины родственники давно приказали долго жить, помощи ждать неоткуда. К тому же бывший Наташкин супруг ухитрился каким-то левым путем выписать ее из квартиры, и Наталья осталась буквально на улице. Я тоже к тому времени успела четыре раза сбегать в загс, имела детей и кучу домашних животных. Естественно, Наталья переехала к нам. Мы давно считаем друг друга сестрами.
Уж не знаю, как бы мы пережили перестройку и период диких российских реформ, но Наталья неожиданно побежала под венец с французом и укатила в Париж. Следом события понеслись с курьерской скоростью. Не успели мы все приехать к ней в гости во Францию, как ее супруга, барона Жана Макмайера убили. Наталья оказалась единственной наследницей. А получать было что: трехэтажный особняк в элитном предместье Парижа, коллекция уникальных картин, которую начал собирать еще прадедушка Макмайер, отлично налаженный бизнес и такой счет в банке, что домашние сбивались, пересчитывая нули.
Французы настороженно относятся к иностранцам, но Наташка давно получила подданство республики. За небольшую мзду мне в одном из московских загсов выдали метрику, подтверждавшую наше кровное родство. Подлог сильно облегчало смешное обстоятельство - мы обе по отчеству Ивановны и носили в девичестве одну фамилию - Васильевы. Из сестер по жизни превратились в родственниц по крови. Требовалось только изменить отчество моего отца и данные матери. Что и было проделано сотрудницей архива, жадно поглядывавшей на коробочку, где посверкивали красивые бриллиантовые сережки. Теперь у каждого в нашей семье по два паспорта: синий - французский и красный - российский. Капиталы размещены за границей. Бизнес управляется рукой профессионалов. Мы неожиданно оказались на гребне благополучия. Жизнь теперь состоит из разъездов, вернее перелетов: Москва - Париж, Париж - Москва. Маша ухитряется посещать одновременно два колледжа. Один - в Дегтярном переулке, другой - на авеню Фош. И там, и там сквозь пальцы смотрят на отсутствующую по полгода ученицу, но лишь завидят в классе кругленькое, щекастенькое личико, моментально начинают драть с нее три шкуры. Манюне приходится нелегко, программа в учебных заведениях разная, и несчастный ребенок без конца сдает какие-то зачеты, экзамены, пишет контрольные и доклады. Девочка твердо решила стать Айболитом и поэтому вечером бегает на занятия в Ветеринарную академию, готовится к поступлению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16