- И вообще нигде не прятался!
"Точка! Точка! Точка-тире-точка!" - говорили барабаны.
- Я всё время на Москве-реке был...
"Точка-тире-точка! Точка! Точка!" - били барабаны.
- Сначала я был у пионерского лагеря, потом у детского сада, а потом возле пансионата... А если я ночью под лодкой лежал, так я тоже не прятался, я под неё от града залез...
Тире-тире-точечный марш гремел на далёкой улице, рассыпая во все концы города тысячи ребячьих радиограмм!
Майор с Женькой прислушались к барабанному бою.
- Значит, в пожарном депо тоже не ты был? - сказал майор. - На путях не ты, и в депо не ты... Вот те раз - два раза!
В отделении милиции даже стёкла дрожали от барабанных радиограмм.
- Товарищ майор! - крикнул дежурный милиционер, входя в комнату. - Там ещё двух мальчишек привезли!
- Каких мальчишек?
- Да, говорят, вроде бы ещё двух Ерохиных.
Барабаны замолчали.
Майор и Женька посмотрели на открытую дверь, за которой были слышны приближающиеся шаги.
ВТОРОЙ ЕРОХИН... И ТРЕТИЙ ЕРОХИН
Пожарный был в полной форме. Брезентовая роба и штаны были перепачканы сажей и пахли дымом.
- Я вам о нём звонил, товарищ майор, - сказал пожарный, показывая глазами на стоящего рядом паренька с измазанным лицом, в прожжённой ковбойке. - Сначала в машину прятался, а утром на пожаре встретились. Я его со второго этажа из горящего дома за шиворот вытаскиваю, а он кричит: "Меня не надо спасать, я сам спасаю!" Мы бы его, конечно, и сами домой отправили, так он ни имени, ни фамилии, ни адреса - ничего не говорит...
- Так, - сказал майор, переводя взгляд на стоящего рядом парня. - А это кто?
- Задержан при переходе железнодорожного моста! - отрапортовал сержант.
- Можно, я ещё попью? - спросил тихо майора Женя Ерохин.
- Давай пей - и в машину, - сказал майор, не отрывая глаз от третьего Ерохина. - Значит, это ты трещины на рельсах ищешь?
- Какие трещины?
- От которых крушения бывают...
- Что я, маленький - трещины искать.
- Значит, опять не ты?
- Что значит "опять"? Я трещины никогда не искал.
- А что же ты искал на мосту?
- Что искал, то искал...
Стакан выскользнул из Женькиных рук и разбился.
Закрыв глаза, Женька прислонился к стене. Майор обернулся.
- Э, - сказал он, прикладывая руку к Женькиному лбу, - да у тебя, брат, температура... А ну, скорей в машину и домой! Фёдоров, - крикнул майор в открытую дверь, - давай его в машину!
- А можно мне на мотоцикле? - спросил Женя.
- С температурой-то? Нет, брат, давай в машину, а на мотоцикле в следующий раз... Ну, герои, будете сообщать свои адреса?
Это была последняя фраза, которую успел услышать Женька, выходя из комнаты майора.
ТИРЕ-ТИРЕ-ТОЧКА
Женька стоял рядом с мамой и прижимался к ней изо всех сил молча и так сильно, что ему было слышно, как громко бьётся её сердце. Наверное, мама была очень взволнована, потому что её сердце билось, словно по азбуке Морзе. Точка! Тире! Точка! И была она такая тёплая, и от неё так хорошо пахло её любимыми духами... А потом Женьке показалось, что это бьётся не мамино сердце, а это стучит дятел. Тире! Тире! Точка! Точка! Тире! А может быть, это стучит не дятел, а вода из крана или это тает лёд ледника Шеклтона, тает и падает в пропасть радиограммой. Точка! Точка! Точка! И лёд пахнет мамиными духами. И откуда-то издалека доносится гром барабанов, тире-тире-точечный громовой марш, рассылая во все концы земли ребячьи радиограммы. А потом совсем издалека, может быть, с ледового барьера Росса, донёсся папин голос: "Да он же весь в огне! Весь в огне! Весь в огне!" И сразу же почему-то запахло лекарством...
СЧАСТЛИВОГО ВОЗДУХА, ПАПА!
Очнулся Женька в постели через несколько часов. На тумбочке лежал термометр и стояло несколько пузырьков с приклеенными к ним рецептами.
Женька поднялся с постели и увидел на стуле две записки. Одну, написанную маминой рукой: "Женька! Я ушла в аптеку!" На другой была выведена цифра "73!". И подпись: "Лёшка Пингвин".
Чувствуя незнакомую слабость, Женька спустил ноги на пол, посидел немного, потом встал и медленно подошёл к письменному столу. На столе лежала недописанная радиограмма со словами: "Здравствуй, дорогой папочка!!"
Женька медленно опустился на стул и взял ручку.
Перо плохо слушалось его, оно спотыкалось на каждой букве. Женьке было жарко, так жарко, будто он писал не письмо, а пил горячий чай с малиной...
- А ну-ка марш в постель! - услышал Женька мамин голос.
- Я только последнее слово... - сказал Женька и медленно вывел: "Папочка! Счастливого воздуха! 73!"
Потом он вытер рукавом пижамы выступивший на лбу пот и лёг в постель. Когда Женькина мама вернулась из кухни, Женька уже крепко спал. Она подошла к столу, взяла в руки письмо сына и стала его читать.
ОТВЕТ ОТЦУ
Письмо было как письмо. Женька сообщал в нём папе о том, какую замечательную картину он смотрел на днях. Что "Динамо" обыграло "Спартака" в Лужниках и как они с приятелем Мишкой видели это собственными глазами. Потом он перечислил новые марки, описал подарок, который подарил маме в день её рождения. Написал, что скучает и что нового у него в жизни ничего не произошло...
Держа в руках радиограмму, Женькина мама подошла к постели и долго смотрела на своего сына. Она смотрела на него так, словно они встретились после большой разлуки. Потом она поправила одеяло и тихо вышла из комнаты. Уложив Женькино письмо в посылку, она оделась, закрыла квартиру на ключ. На улице Горького она остановила такси.
- В аэропорт Шереметьево! - сказала она водителю. - Очень прошу вас поскорее! Самолёт улетает через час...

1 2 3 4 5 6 7 8