Боялись, что мы сделаем попытку освободиться и убежать.Было это десятого сентября. Насув таком виде и в дорогу погнали. Граждане Таунтона провожали нас с печальными лицами. Иные плакали. Многие провожали братьев и сыновей и изгнание, и им позволено было проститься с уходящими, обнять их в последний раз. Многие из этих горожан, морщинистые старики и плачущие старухи, провожали нас несколько миль по большой дороге. Наконец солдаты, ехавшие сзади, рассердились и, накинувшись на провожатых, прогнали их назад с ругательствами и побоями.В первый день нам пришлось миновать Иовиль и Шерборн. На следующий день мы прошли Северные Дюны и достигли Бландфорда. Нас, словно скотину, заперли в сарае, и мы провели здесь ночь. На третий день мы снова тронулись в путь, миновали Вимбург и целый ряд красивых деревушек Дорсетского графства. Видом родной страны многие из нас любовались в последний раз. Много лет прошло, прежде чем мы снова увидали отечество.После полудня мы наконец добрались до конечного пункта нашего путешествия. Ещё издали мы увидали паруса и мачты судов, стоявших в гавани Пуля, но прошёл целый час, прежде чем мы стали спускаться по крутой и каменистой дороге, ведущей в город. Нас повели на набережную и поставили против большого брига, на котором было очень много мачт. На этом судне нас и собирались везти, чтобы отдать в рабство. Во все время нашего пути мы встречали самое доброе отношение со стороны населения. Крестьяне выбегали к нам навстречу из своих домиков и угощали нас молоком и плодами. В некоторых местах к нам выходили навстречу, рискуя жизнью, протестантские священники: они призывали на нас Божие благословение, не обращая внимания на грубые насмешки и ругательства солдат.Нас ввели на корабль, и шкипер брига, высокий краснощёкий моряк с серьгами в ушах, повёл нас вниз, в трюм. Капитан корабля стоял у кормы, широко расставив ноги и куря трубку. Он нас пропускал одного за другим вниз, спрашивая имя и делая отметки на листе бумаги, которой был у него в руках. Глядя на дюжие, коренастые фигуры крестьян, на их здоровые лица, он развеселился, глаза его за-блистали, и он с удовольствием потёр свои большие, красные руки.— Ведите их вниз, Джек, ведите! — крикнул он шкиперу. — Они в полной безопасности, Джек! Мы им приготовили помещение, которым и герцогиня не побрезговала бы. Да, таким помещением и герцогини остались бы довольны!Один за другим крестьяне проходили перед пришедшим в восторг капитаном и спускались вниз, в трюм, по крутой, почти отвесной лесенке. Вдоль всего корпуса брига шёл узкий, тёмный коридор, по обеим сторонам которого виднелись приготовленные для нас казематы. Это было что-то вроде стойл. Штурман вталкивал каждого из нас в такое стойло, а сопровождавший корабельный слесарь приковывал арестанта на цепь. Когда нас всех разместили по стойлам, было уже совсем темно. Капитан с фонарём в руке обошёл весь трюм и убедился, что приобретённые им в собственность люди находятся в целости. Я слышал, как он разговаривал со шкипером, стараясь дать каждому из нас приблизительную оценку. При этом капитан с озабоченным лицом подсчитывал барыш, который он может выручить в Барбадосе.Продолжая заглядывать в каждый из казематов, капитан спросил:— А задали ли вы им корму, Джек? Надо, чтобы каждый имел свою порцию.— Дано по куску чёрного хлеба и по пинте воды, — ответил шкипер.— Этим и герцогиня не побрезговала бы, ей-Богу, — воскликнул капитан, — поглядите-ка вот на этого молодца, Джек. Здоровенный детина! Руки-то, руки-то, какие! Этот долго на рисовых плантациях работать будет, если только хозяева не скупы на корм.— Да, нам пришлось залучить лучших. Вы, капитан, обделали хорошее дельце. И кроме того, вам, кажется, удалось заставить этих лондонских дураков продать вам этот товар по сходной сцене.Капитан, заглянув в одно из стойл, вдруг рассердился:— Это ещё что такое?! — заревел он. — Глядите-ка, собачий сын и не притронулся к своей порции. Эй, чего это ты не жрёшь? Люди получше тебя согласны есть такую пищу.— Не хочется мне что-то есть, сэр, — ответил крестьянин.— Эге, да ты, кажется, хочешь у меня капризничать. Одно тебе будет нравится, а другое не нравиться… Знай, собачий сын, что ты принадлежишь мне со всеми твоими потрохами — телом и душой, понимаешь! Я за тебя, собачьего сына, заплатил целых двенадцать фунтов, понимаешь?И после этого ты мне смеешь говорить, что не хочешь есть. Жри сейчас же, собачий сын, а то я велю тебя угостить плетьями, я шутить не люблю.— А вот и другой тоже не ест, — сказал шкипер, — сидит, свесив голову на грудь, а на хлеб и не смотрит, словно мёртвый.— Упорные собаки! Мятежники! — воскликнул капитан. — Чего вам не хватает, собачьи дети? Чего вы надулись, как мыши на крупу?— Извините меня, сэр, — ответил один из бедняков крестьян, — задумался о матери. В Веллингтоне она живёт. Как-то она без меня обойдётся? Вот о чем я думаю.— А мне какое до этого дело? — крикнул грубый моряк. — Скажи ты мне, пожалуйста, как ты доедешь живым я здоровым до места, если будешь сндеть, как дохлая курица на насесте? Смейся, собачий сын, будь весёлым, а то я тебя заставлю и поплакать. Ах ты, мокрая курица, ну чего ты куксишься и нюнишь? Ведь у тебя есть все, чего только душа просит. Джек, если ты увидишь, что этот болван Опускает нос на квинту, угостите его хорошенько кончиком каната. Он нарочно дуется, чтобы меня разозлить.В это время в трюм прибежал матрос сверху, с палубы.— Честь имею доложить вашему благородию, — рапортовал он капитану, — там на корме — чужой человек. Пришёл и говорит, что желает поговорить с вашим благородием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175