Суеверные солдаты указывали друг другу на его огни и истолковывали значение этого небесного явления. Некоторые сравнивали это сияние с огненным столпом, который вёл Израиля через пустыню в обетованную землю. Все тротуары и окна домов были запружены женщинами и детьми. Весь этот народ глядел на странный, причудливый блеск сияния и испускал крики, в которых слышались страх и удивление.Когда мы приближались к полку, Саксон, встретивший нас, сказал:— На колокольне Святой Марии пробило половина одиннадцатого. Надо бы дать что-нибудь людям.— На дворе гостиницы я видел большой бочонок зойландского сидра, — ответил сэр Гервасий, послушайте, Дауан, возьмите эту зблотую цепочку, отдайте хозяину, а бочку с сидром привезите сюда. Нужно, чтобы каждому достался полный ковш напитка. Пусть меня утопят, если я поведу в бой людей, у которых в желудках нет ничего, кроме воды.— Ну, воды-то многие из нас запросят ещё до наступления утра, — произнёс Саксон.Человек двадцать пикейщиков направились в гостиницу за сидром.— Чертовски холоден здешний болотный воздух, — продолжал Саксон, — прямо кровь в жилах стынет.— Мне холодно, и Ковенанту тоже, глядите-ка, как он топочет от холоду, — ответил я. — Знаете, что время у нас ещё есть, пройдемтесь вдоль линий войск.— Что же, поедемте, — с удовольствием согласился Саксон, — лучшего ничего и придумать нельзя.Мы тряхнули поводьями и двинулись вперёд. Кони звонко стучали подковами по камням мостовой, высекая из неё огонь.Позади конницы, в длинном ряду, начавшемся у Истоверских ворот и тянувшемся через мост. Высокую улицу, Коричилль и церковь к Пик-Кроссу, стояла наша пехота, молчаливая и угрюмая. Тишину нарушали по временам женские голоса, окликавшие из окон родственников. На ружейных дулах и лезвиях кос играл неверный лунный свет. Всюду мы видели неподвижные, спокойные, суровые лица. Здесь были и мальчики без признаков растительности на щеках, и старики с седыми бородами, спускавшимися до пояса. Но у всех было одинаковое настроение. Эти люди были проникнуты непреклонным мужеством и не знающей никаких препятствий решимостью. Я снова увидал и рыбаков, уроженцев юга, и свирепых обитателей Мендипса, и диких охотников Порлокской бухты и Майнкэда, и экемурских контрабандистов, и лохматых жителей Акебриджского болота, и квантокских горцев, и девонширских мануфактурных рабочих, и скотоводов Бэмптона, и красномундирных милиционеров, и плотных горожан Таунтона. Душой всего этого ополчения были храбрые крестьяне долин, просто и бедно одетые. Они засучили рукава своих тёмных курток до локтя, и я глядел на их тёмные, жилистые руки. Крестьяне всегда засучивают рукава, собираясь делать какую-нибудь трудную работу.Я вот с вами говорю обо всем этом, милые дети, и мне кажется, что полстолетия, протёкшего с тех пор, словно не бывало. Время исчезает, словно утренний туман, и я снова еду по извилистым улицам Бриджуотера и снова любуюсь сомкнутыми рядами моих товарищей по оружию. Храбрые это были люди! Онидоказали собственным примером, как мало нужно англичанину, чтобы превратиться в воина. Великие воины родятся и растут в спокойных, мирных деревушках, которые расположены на залитых солнечными лучами сомерсетских и девонских лугах. Представьте себе, дети, что когда-нибудь Англию застигнет чёрный день, что её войска будут разбиты и она очутится безоружная во власти своих врагов. Вот тогда-то Англия и вспомнит, что каждая деревня её есть военная казарма и что настоящая английская сила заключается в непреклонном мужестве и гражданском самоотвержении населяющих её людей. Это главный источник нашей народной силы, любезные внучата!По мере того как мы продвигались вперёд, солдаты, различавшие в темноте высокую, худую фигуру Саксона, приветствовали его сливающимися в сплошной гул приветствиями. Когда мы вернулись к своему полку, было ровно одиннадцать часов. В этот самый момент король Монмауз вышел из гостиницы, в которой квартировал, и, сев на коня, двинулся во главе своего штаба вдоль по Высокой улице. Салюты были запрещены, и войска приветствовали короля молчаливо, махая в воздухе шляпами и оружием. Приём был сделан Монмаузу восторженный.В поход двинулись тоже безмолвно. В рога не трубили, а повиновались команде начальников. Стук и шум движущихся ног становился все слышнее и слышнее, и вот наконец стоявшие перед нами отряды тронулись с места. Наступила и наша очередь; наконец и мы двинулись в путь, который для многих из нас был последним.Дорога наша шла через Паррет и даже через Истовер. Мы шли по извилистому пути мимо того места, где погиб Деррик, и мимо одинокой хижины, в которой жила маленькая девочка.За хижиной дорога превращается в узкую тропинку, вьющуюся по лощине; над болотом висел густой туман; особенно он густ был в ложбинах. И город, который мы покинули, и деревушки, к которым мы приближались, были окутаны этим непроницаемым белым покровом. Изредка этот туман на мгновение рессеивался, и тогда я различал в слабом месячном свете чёрную, извилистую полосу, которая, блистая сталью, ползла вперёд. Это была наша армия. Знамёна из грубой белой материи развевались в холодном воздухе. Направо от нас виднелось громадное зарево. Наверное, танжерские дьяволы подожгли какую-нибудь ферму и грабили её.Двигались мы медленно и осторожно. Сэр Стефен Таймвель предупредил нас, что равнина пересекается во многих местах большими канавами, или рейнами, которые перейти можно только с трудом. Эти реины роют с целью осушки болот, и они бывают пополам с грязью и водой. Через такой рейн не переправишься даже на лошади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175