И когда поедешь?
- Вот черт! - Зверев рывком сел на полке. - Если они знали, когда
я отъеду, знали, что в Москве остаться не захочу, значит… Значит, они
за мной следили! Значит, и про…
В последний момент Андрей успел прикусить язык. Даже его холопам
не стоило слышать о княгине Шаховской и их отношениях. Вот только… Вот
только князь Старицкий, получается - знал. Зверев кашлянул и поменял
тему:
- Это из Москвы дороги разные. А отсюда что к отцу, что в
княжество - все равно через Великие Луки придется ехать. Как ни крути,
крюк в полтораста верст, если не больше, получается. Хоть в мелочи, а
нагадили.
- Я об чем мыслю, княже, - опять заговорил Пахом. - Больно много
хлопот для мелкой подлости. Поперва следить, опосля колдовство
затевать, глаза отводить. Как бы душегубства не затеяли недруга твои.
В Москве оно ведь убийства тихо не сотворишь. Враз все узнают. На кого
во первую руку подумают? На недруга твоего, о коем ты боярину Кошкину
сказывал, государю челом бил. А здесь, в чащобах, сгинет князь
Сакульский тихо, и не заметит никто. Из первопрестольной выехал, ан
никуда не добрался. А где он, что он - неведомо.
- Какой ты кровожадный, Пахом.
- Меня к тебе батюшка аккурат для того навечно и приставил, дабы я
о покое и голове твоей заботился, - не принял шутки дядька. -
Пропадешь - и на том, и на этом свете себе не прощу.
- Я знаю, Пахом. - Андрей снова вытянулся на полке. - Потому и
верю, как себе самому.
- Ты бы, княже, в кольчуге походил, пока до усадьбы отцовской не
доберемся. И саблю завсегда при себе держи. Мало ли чего…
- Ну насчет кольчуги ты, пожалуй, перегнул, - ответил Зверев. -
Кого тут бояться? Баб деревенских да смердов с лопатами? Но про саблю
помнить буду, убедил.
- Иной раз лопатой не хуже, чем мечом, голову снести можно.
- Нечто я саблей против лопаты не управлюсь, Пахом? Перестань,
лето на дворе. Тут не меньше четырех дней по самому зною ехать.
Хочешь, чтобы я по дороге зажарился до полусмерти? Авось, так
обойдется.
После бани разморенных гостей ждало горячее угощение: запеченные
куриные полти, пряная уха из судака с шафраном, несколько лотков с
зайцами. Хозяйка совсем расслабилась, с удовольствием прикладывалась к
меду, а когда юный боярин Храмцов заснул, пристроив голову на
сложенные руки, удостоила своим вниманием и скоромную пищу. Кокошник с
ее головы исчез, сменившись прозрачной жемчужной понизью, куда-то
делась и безрукавка. Впрочем, во время пира Зверева это только
радовало - разве повеселишься спокойно, если ты пиво курятиной
закусываешь, а хозяева рядом воду пьют и рыбные косточки обгладывают?
Однако, когда кувшины опустели, когда Илья с Изей отнесли барчука на
перину, а стряпуха начала невозмутимо убирать со стола, Лукерья
Ферапонтовна поднялась, перекрестилась на икону, что была спрятана в
углу за тонкой сатиновой занавесочкой, взяла с центра стола
трехрожковый подсвечник:
- Холопы твои, княже, пусть на сеновале спят. Ныне не замерзнут. А
тебе я светелку чистую отвела. Пойдем, покажу.
- А может… я тоже на сеновале, боярыня? - кашлянул Зверев. - К
чему беспокойство?
- Помилуй, княже, что люди скажут? Достойного гостя хозяйка, ровно
челядь, в траву ночевать погнала?
- Я человек привычный. В походе ратном и на земле спать
доводилось.
- Ты не в походе, княже, - с неожиданной холодностью отрезала
Лукерья Ферапонтовна. - Ступай за мной, постель твою покажу.
Андрей поймал краем глаза ухмылку Пахома, поморщился, но поднялся.
Когда тебе не делают прямых предложений - трудно ответить решительным
отказом. Вот и оказываешься в положении глупейшем. Не то чтобы вдова
Храмцова была неприятна, некрасива, не то чтобы он отказался бы в пути
от небольшого сладкого приключения - но вот пока что не испытывал
Зверев никакого интереса к дамам ее возраста. Даже вполне приятным на
вид. И уж, конечно, развлекать ее не нанимался, с какой бы радостью
Лукерья Ферапонтовна князя Сакульского ни привечала.
«Как же от нее отвертеться, чтобы не обидеть?» - лихорадочно думал
он, следуя за женщиной. Чем кончается показ постели гостю, он отлично
знал - не первый год по Руси ездил. Правда, чаще всего с таким
поручением девок дворовых присылают. Помоложе, поядренее. Жене своей
такого поручения ни один боярин не даст. Но если хозяйка вдова - кто
же ей запретит?
Они миновали сени, вошли во второй сруб. Здесь было темно,
явственно припахивало кислятиной. Но не сильно - как от старой вещи,
забытой в дальнем углу.
- Здесь у меня людская, - пояснила Лукерья Ферапонтовна, посветив
в одну из дверей. - Там мужики спят, тут бабы. Ну и холопы, коли кто
из бояр заезжает. А сия светелка аккурат для дорогих гостей…
Зверев наклонился, вслед за женщиной ступая в низкую дверь.
Хозяйка обошла постель, запалила от своего подсвечника две свечи у
изголовья широкой постели, отступила, обвела рукой комнату:
- Скромно, княже, однако в чистоте содержим, не беспокойся. Чем
богаты. Коли на двор пойдешь, затвор за собой прикрывай. Ныне все уж
дома, никого не ждем. Спокойной тебе ночи… - Лукерья Ферапонтовна
низко поклонилась и вышла из светелки.
- Фу-ф, - отер лоб Андрей. - Ай-яй-яй, как я мог подумать так
плохо о приличной женщине? Она всего лишь показала мне светелку. Это у
меня только одно на уме.
Он отступил к стене, чтобы не загораживать свет свечи, огляделся.
Комнатка и вправду была скромная:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15