Голос смолк, и в храме повисла напряженная тишина. Дерптский епископ сделал знак священнику, чтобы тот поднес высокий золотой кубок с облатками. Смертные потянулись к причастию.
От предложенного йизыкусским пастырем скромного угощения правитель отказался – жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на аскетизм. Он торопливо переоделся в пелис, более подходящий для теплой весенней погоды, потом подал руку таинственной даме в вуали, вместе с нею вышел из распахнутых настежь ворот храма.
На этот раз четверо охранников ожидали своего господина и метнувшихся к правителю нищих более не подпустили. Дерптский епископ помог даме сесть в седло, потом сам легко поднялся на ослепительно белую кобылу. Та испуганно всхрапнула, слегка попятилась. Всадник успокаивающе потрепал лошадь по шее, потом пятками тронул бока, и она неспешной рысью пошла вперед.
Спустя минуту его нагнал небольшой отряд телохранителей. Епископ вопросительно покосился на одного из них.
– Флор еще до службы ускакал, – пояснил тот.
Правитель здешних земель кивнул, придерживая лошадь, дождался всадницы и положил руку ей на колено. Женщина откинула вуаль и улыбнулась в ответ. Епископ сильно хлопнул ее скакуна по крупу, переводя в галоп и помчался следом.
Миль через десять стремительной скачки по лесной тропе отряд вынесся на берег озера и, разбрызгивая воду, помчался по мелководью, по направлению к взвивающемуся над низким ельником сизому дымку. Там, на зеленой поляне, вдающейся в лес, один из телохранителей крутил над огнем нанизанный на длинный вертел жирный свиной окорок. Увидев отряд, он отступил от огня, раскупорил глиняный кувшин и поставил его на расстеленную вышитую тряпицу, на которой уже красовались два серебряных кубка и поднос с очищенными и поджаренными орехами.
– Обед готов, господин епископ, – почтительно поклонился воин.
– Спасибо, Фрол, – спрыгнул правитель с кобылы, после чего подхватил за талию и снял девушку.
Телохранитель принял скакунов под уздцы, отвел с сторону.
А дерптский епископ направился в первую очередь не к огню или накрытому столу, а к берегу, с наслаждением зажмурился, подставляя лицо солнцу и ветру, обильно насыщенному свежестью и влагой. Потом он присел у среза воды, упустил руки в волны, плеснул себе в лицо.
– Холодная?
Епископ обернулся.
– Холодная водичка? – девушка подступила ближе. – Я тоже хочу ножки помочить. С прошлого года не купалась!
Она подняла руки к груди и дернула золотые оконечники шнуровки.
– Мы, господин епископ, – кашлянул Фрол, – у тропы подождем.
Правитель молча кивнул, и телохранители, повернув лошадей, торопливо помчались прочь. А дама тем временем разобрала шнуровку, сдвинула плечи платья в стороны, позволила своему сюрко упасть на траву и осталась в одной короткой рубашке из тонкого белого полотна. Присела, сняла с ног мягкие коротконосые пулены. Потом, после небольшого колебания, скинула и камизу и, обнаженная, вошла в воду.
– А-а-ай, как хорошо! – она часто-часто сжимала и разжимала пальцы, двигаясь в волны. – Сейчас купальный сезон откроем...
Священник с усмешкой следил за спутницей и, вроде, даже собрался последовать следом – пелис, во всяком случае, расстегнул и кинул на траву. Однако, стоило волнам добраться даме до бедер, как ее решимость тут же испарилась и она предпочла отступить назад, на сушу.
Кавалер, уже снова в кафтане, присел у огня, срезая с окорока верхние, зарумянившиеся ломтики, тут же отправляя их в рот. Увидев, как поежилась девушка, он поднялся, наполнил кубки вином, один протянул ей. Сделал глубокий глоток, блаженно зажмурился, снова подставляя лицо озерной свежести.
– Все-таки хорошо быть человеком, Инга, – покачал он головой. – До чего прекрасно ощущать ветер, тепло и прохладу, вкус вина или горячего мяса!
– Тебя интересует только мясо?
– Ну почему же? – Священник медленно опустил руку, задержав ее на талии певуньи. – Есть много не менее прекрасных вещей... Да ты совсем замерзла!
Он повернул Ингу и прижал ее к себе. Осушил кубок, отбросил в сторону, поправил кончиком указательного пальца выбившийся локон, потом скользнул рукой по подбородку, по шее.
– Нет, в этом мире есть еще очень много прекрасного и желанного...
Рука опустилась еще ниже, крепко сжав грудь, а потом снова соскользнув на бедро.
– Сейчас... Сейчас, согреешься...
Священник скинул свой меховой пелис, расстелил его у костра, оставшись в одной рубашке и кальсесах – но завязку штанов он тоже развязал. Инга послушно опустилась на теплую куртку, легла на бок подставляя свое тело огню. Дерптский епископ сел рядом, а рука его жадно скользнула по розовой от отблесков костра коже: по крупной высокой груди, ровному животу, забралась в курчавые волосы внизу живота и надолго застряла там.
Девушка вздрогнула, прикусила губу, полуприкрыв глаза.
– Но самое прекрасное, Инга, – прошептал епископ ей в самое ушко, – это твой голос. Это истинное чудо, это невероятное совершенство, это истинное колдовство. Как ты заворожила сегодня в храме христовом эту толпу! Она едва не потеряла рассудок!
– Да, мой господин... – похоже, девушка уже не понимала, о чем ей говорят, и соглашалась на все.
– Спой мне, Инга. Спой... Дай услышать твой голос, дай услышать хорал не издалека, а рядом с тобой... В тебе...
– А... А... – Инге понадобилось приложить некоторое усилие воли, но голос ее все-таки зазвучал, раскатываясь далеко над водным простором:

Споем во славу Господа спасенья,
Ему по нраву радость восхваленья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14