Затем сухие снежные покровы зазернились, разошлись, будто ошпаренные кипятком, лед на озере сделался как пожелтелая карта – с потемневшими тропинками, рыхлыми рыбацкими лунками. Бесконечным утомлением сквозило от этого таяния, мокрая весна была печальней осени – и по недосмотру монтажера на экране мелькнула черная деревня и край деревенского кладбища с памятниками, похожими на синие больничные тумбочки, с козой, дерущей старую траву.
Между тем Тамара после секундной заминки, которую генерал Добронравов заполнил, откашлявшись в голос и добавив в конце командирское «кгхм!», продолжила установочную речь:
– Смерть неизбежна. Сегодня нам не остается ничего иного, кроме как включить это событие в сферу позитива. Таково веление времени, что бы ни думали по этому поводу люди устаревшего формата. Прежняя громоздкая практика предполагала подвиг – религиозный или, например, патриотический. Сейчас продолжать эту практику было бы так же архаично и затратно, как пахать на лошадях или полоскать белье в речке. Патриотизм утратил всякий смысл, потому что мы живем в условиях мирового господства позитивности. Даже те граждане, что не пересекают черты бедности, все равно купаются в позитиве, как рыбы в водной стихии. Другой стихии им просто не дано. Господство позитивности позволяет мне предложить новую технологию обращения со смертью. Эта технология, при всей ее простоте, стала возможна только теперь, когда все люди на земле объединились в стремлении к прямому благу: к миру, процветанию, положительным эмоциям. Радость смерти тоже заключается в вещи, которую пока никто не создал. Комплекс «Купол» и станет такой вещью для всех вас. Только так мы можем преодолеть проклятье смертности по эту сторону черты.
Общество зааплодировало, следуя рефлексу так приветствовать молчание только что говорившего оратора. Однако хлопали глухо. Некоторые, переглядываясь, держали руки на коленях. Тут подала надтреснутый голос вторая из присутствовавших дам, до сих пор державшаяся незаметно и сидевшая, по причине малого роста, чуть ли не под столом. Это была генеральный директор Первого Рифейского государственного телеканала Петрова, седая, с прической болонки и в детских сандаликах, обладательница пугающе обширного и острого ума. Возвышаясь одной кудлатой головой перед стаканом минеральной воды, Петрова подняла, как первоклассница, морщинистую руку, похожую на туго свернутый зонтик:
– Значит, вы полагаете, что не существует трагического, из которого нельзя было бы сделать, как вы говорите, позитивность?
– Я дитя своего времени, – ответила Тамара, может быть, чуточку более резко, чем позволяла роль хозяйки собрания. – Я действительно стремлюсь работать так, чтоб людям в результате было хорошо. Только я хочу, чтоб это было правдой!
– Мне кажется, что вы человек грубый, склонный к насильственным действиям и выбирающий путь напролом, – заявила Петрова, залезая, как ребенок, поглубже в кресло и доставая из мрачной черной сумки, похожей на докторский саквояж, коробку папирос.
– Не стоит переходить на личности, – корректно вмешался Гречихин, автоматически проснувшийся оттого, что уровень шума в помещении повысился. – Тамара Вацлавовна еще не показала нам своего проекта. Я думаю, это будет интересно. Тамара Вацлавовна, прошу!
– Спасибо, – Тамара поблагодарила вице-премьера, невозмутимо сияя на председательском месте, но Крылову было заметно, что она смущена и не может взглянуть на генеральную директрису, преспокойно дымившую какой-то дрянью с запахом дров. – Я представляю вам, господа, арт-директора проекта «Купол» Сергея Водопьянова и главного инженера комплекса Андрея Мурзина.
Крылов ожидал, что если арт-директор и будет из тех голокожих эстетов в хламидах, что работали на Тамару целой популяцией уже года полтора, то уж инженер окажется нормальным технарем, в относительно белой рубахе с засученными рукавами, в бороде и при галстуке. Тем не менее оба существа, мягко прошлепавшие к экрану от боковых дверей, относились к одной и той же гуманоидной группе. Крылов впервые видел их настолько близко: существа были закутаны в тяжелую, сильно измятую ткань, видны были только пальцы на руках и на ногах – прозрачные хрящи с овальными ногтями, крашенными перламутром. Когда необычные Тамарины сотрудники, встав поодаль от горчичного отпечатка закатного солнца, откинули капюшоны, Евгения Кругель почти натурально взвизгнула. Главный инженер и арт-директор были безволосы, как кальмары, их лица состояли из складок, неглубоких, но скрывавших, казалось, все человеческое. При этом существа носили имена и фамилии, имели, должно быть, нормальные документы. Это явно не укладывалось в головах у собравшихся. Даже невозмутимый Гречихин привстал из кресла, улыбаясь вежливой улыбкой, выражавшей готовность сделать что-нибудь на всякий случай. Гуманоиды тоже улыбнулись вице-премьеру сухими тонкими губами, похожими на колбасные шкурки.
– Для чего надо было так себя увечить, скажите на милость? – выразила общее недоумение директриса Петрова, со скрипом ввинтив папиросу в стеклянную пепельницу.
– Для того, что современное искусство начинается с самого творца, – совершенно нормальным, даже деловым баритоном отозвалось существо, что было повыше и поплечистее, с голыми надбровными дугами, напоминавшими какие-то древесные грибы. – Чтобы создать нечто принципиально новое, надо сперва преобразиться самому. В том числе трансформироваться физически.
– Вы кто, Водопьянов или Мурзин? – бесцеремонно поинтересовалась генеральная директриса, оглядывая существо с бесформенной головы и до плоских пористых сандалий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171