– И давай, Витек, не мешкай! Если сильно боишься, памперс у дочки возьми и на себя надень!
С этим язвительным пожеланием работодатель отключился; его голографический портрет, изображавший полное счастье, медленно померк. Теперь он некоторое время будет оставаться в уверенности, будто поговорил с племянником около шести пополудни. Сколько раз, бывало, он разглагольствовал у себя в кабинетике, уверенный, что дает указания менеджеру, а менеджер, бывший вовсе не в ближней подсобке, а на выходе в торговый зал, думал, что старик болтает сам с собой, поскольку выжил из ума. Ленившийся проверить наличие собеседников, хозяин камнерезки постоянно разговаривал с призраками; то, что призраки не выполняли его распоряжений, он воспринимал с саркастическим смирением и жил в тряпичных руинах собственного бизнеса, отчаявшись вразумить человечество. Можно ли верить его сообщению, вдруг возникшему ни с того ни с сего из кармана покойника? Или работодатель преувеличивает, потому что всегда предпочитает худшее?
Если профессор и правда погиб, тогда Крылову только и остается… Ничего ему не остается. Развеиваются красным дымом уникальные рубины, исчезает окончательно потерянная женщина. Можно ли это пережить? Ответ появится в каком-то послезавтра, а пока все похоже на стоматологический наркоз, когда упругий кончик носа, видный, если скосить глаза, отдельным пятнышком, и по ощущениям торчит перед лицом совершенно отдельно. Крылов чувствовал себя таким замороженным Буратино. Совершенно перестала болеть голова, и щекотный крючок безвредно шевелился в толстом сердце, будто жук в кулаке.
Отойдя подальше по прожаренному, черным маслом залитому полотну, точно мертвый соглядатай мог подслушать разговор, Крылов, словно бы считая на ладони последнюю нищенскую мелочь, набрал на толстых кнопках домашний номер Фарида. И крупно вздрогнул, услыхав из телефона вредный голос его законного владельца.
– Для пользования аппаратом введите пароль, – предложил соглядатай, чьи раскинутые ноги широко торчали из кустов. – Если три раза ошибетесь, вся информация в моем телефоне будет уничтожена. Хрен вам с ядерной боеголовкой, сраные уроды! – добавил он с каким-то детским удовольствием, и Крылов, отняв от уха взмокшую трубку, увидал на дисплее упомянутый орган, чем-то страшно похожий на рассерженного индюка.
Поспешно нажимая на отбой, Крылов согнулся от внезапного смеха. Его буквально рвало густыми массами хохота в жесткую траву – и одновременно чуть отпускало. Нет, что бы ни сказал по этому поводу Фарид, он не пойдет немедленно сдаваться ментам. Пусть его бегство от мертвого тела станет аргументом для следствия – он, из-за слабости и чувства вины, сам накидает дознанию еще больше роковых аргументов. Его сейчас можно запросто убедить в совершенном преступлении – так убедить, что он потом не вспомнит, как все произошло в действительности. Бросив последний взгляд на комфортно разлегшегося соглядатая, словно получавшего удовольствие от новых ощущений небытия, – тело, вероятно, еще какое-то время будут принимать за неприхотливого пьяницу, устроившего себе в кустах одинокий пикник, – Крылов опустил в карман мобильник с непочатой информацией и побрел, спотыкаясь, по рыжим промасленным шпалам, среди грохочущих бешеными стенами встречных поездов.
***
Вот для чего он купил и оборудовал свое убежище. Войдя к себе, он испытал привычное превращение в облако свободных молекул и моментальное схватывание – с потерей, быть может, каких-то частиц. Это было похоже на резкий спуск в скоростном зеркальном лифте – только на один этаж. Воздух в убежище был таким, каким он его оставил: синело немного чада от колбасы, пригоревшей неделю назад, и в низком солнечном луче, состоявшем из нескольких, по-разному натянутых лент, танцевали все те же мохнатые пылинки, иные размером с маленьких морских коньков.
Здесь Крылов действительно был в безопасности – большей, чем когда бы то ни было. Никто не войдет сюда, пока он жив, а если все-таки проникнут менты, или соседи, или, например, таинственные партнеры бывшего работодателя, значит, самого Крылова уже не будет на свете. Все это описывалось простейшей математической моделью – элементарным уравнением: «Крылов = человечество». Сегодня он наконец достиг того, к чему стремился всю сознательную жизнь: уравнение, с безобразно громоздкой, не поддающейся учету неизвестных правой частью, получило истинность. Перенос любой составляющей из одной части уравнения в другую происходит с переменой знака. Из этого следует, что любой визитер, проникший в убежище, немедленно станет отрицательной величиной – либо, если ему удастся разрушить суверенность территории, получит всего лишь минус-Крылова.
Поскольку на территории не было Бога, все причинно-следственные связи запускались вручную. В раковине стояла целая гора скопившейся посуды, полная воды, будто многоярусный заброшенный фонтан, с плавающими в нем пищевыми лохмотьями и черными листьями петрушки. Поскольку надо было из чего-то есть и пить, Крылов принялся за мытье, напуская побольше жидкого мыла и осторожно поплескивая. Всякую работу здесь приходилось делать самому, добавляя к физическому усилию гораздо больше усилия воли, чем в любом обычном месте. В старом, еще старухином холодильнике, хранившем продукты не столько холодными, сколько мокрыми и обросшем изнутри, по задней стенке, ледяными шершавыми слезами, лежали три, и только три, железные банки оленьих консервов и кукожился кусок резинового сыра, покрытый белыми вспухшими пятнами. Крылов решил, что продержится с этими запасами несколько дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171