Та, в частности, сыграла существенную роль через небезызвестного ор
ганизатора заговора против Ленина в 1918 году Локкарта в зондажном обеспеч
ении приезда в Москву в 1930-х годах влиятельного деятеля консервативной п
артии Англии, будущего премьер-министра А. Идена. Здесь следует заметить,
что Горький, будучи тяжелобольным человеком, умер своей смертью.
Жена также помогла сыну одного из наших друзей Ч Борису Жутовскому, тал
антливому художнику-графику, который открыто критиковал политику Хрущ
ева в области культуры. Она организовала встречу художника с сотрудника
ми КГБ, чтобы оградить его от преследований. Он объяснил им, что его высказ
ывания были неправильно истолкованы, и написал покаянную записку в парт
ийные органы и в Союз художников, что поддерживает курс коммунистическо
й партии. Его записка попала в Идеологический отдел ЦК партии, где решили,
что Жутовский должен и дальше получать поддержку опекавших его молодых
офицеров с Лубянки.
Однако «флирт» жены с КГБ вскоре закончился. Прокурор Руденко всячески п
репятствовал моей реабилитации. Дом на улице Мархлевского, где мы жили в
большой квартире, передали в ведение Министерства иностранных дел, и там
разместилась польская торговая миссия. При помощи Анны Цукановой жена п
олучила неплохую, но гораздо меньшую квартиру в районе ВДНХ, в то время на
окраине Москвы. Наш переезд, однако, не помешал Меркадеру и другим деятел
ям зарубежных компартий поддерживать и навещать жену. К этому времени де
ти окончили среднюю школу, и благодаря Зое Зарубиной, декану Института и
ностранных языков, и ректору Варваре Пивоваровой их приняли туда на учеб
у.

В 1961 году жена и мои сыновья окончательно расстались с иллюзиями, что влас
ти в конце концов признают судебную ошибку, допущенную в моем деле. После
того как Климов принял жену в ЦК и заявил ей, что мы оба, Эйтингон и я, невинн
ые жертвы в деле Берии и он добивается пересмотра наших приговоров на са
мом высшем уровне, они поняли: моя судьба находится в руках Хрущева. Дело з
астопорилось не в бюрократических лабиринтах Ч решение держать меня в
тюрьме было принято на самом верху.
Хотя Климов говорил больше намеками, а не прямо, однако все же подчеркнул,
что необходимо продолжать ходатайства о реабилитации. Он сказал жене:
Ч Вам надо ссылаться на материалы, хранящиеся в ЦК КПСС и КГБ. Вы должны н
астаивать на проведении изучения материалов одновременно как в основн
ом уголовном деле, так и в «наблюдательном» производстве, потому что как
раз там-то и находятся все ваши прошения, свидетельства и документы, разо
блачающие фальсификацию. Ч Он пояснил свою мысль: Ч Ну вот, например, в о
бвинительном заключении сказано: Судоплатов создал перед войной Особу
ю группу при наркоме внутренних дел с целью исполнения специальных пору
чений Берии. Одновременно он с 1942 по 1946 год возглавлял Управление по развед
ке и диверсиям, или 4-е управление. Но в «наблюдательном» деле имеются выд
ержки из соответствующих документов, показывающие, что на самом деле Осо
бая группа и Управление по разведке и диверсиям были не двумя разными по
дразделениями, а одним. Понятно, что этот факт вступает в явное противоре
чие с утверждениями в обвинительном заключении, Ч подытожил он.
Во время нашего очередного свидания жена рассказала мне о встрече с Клим
овым. В тот момент Эйтингон как раз стал моим сокамерником, и мы проводили
вместе долгие часы, размышляя над тем, как ускорить прохождение наших хо
датайств. Но время шло, и жена, мыслившая реалистически, начала подталкив
ать меня к тому, чтобы я начал готовиться после освобождения из тюрьмы к н
овой работе Ч переводчика. Зоя Зарубина передала мне и Эйтингону целую
кипу книг на французском, немецком, польском и украинском языках. Это был
и романы и книги по истории. Словом, скучать нам с ним не приходилось. Мы це
лыми днями занимались переводами. Особую моральную поддержку в этот пер
иод нам оказал заместитель начальника тюрьмы Хачикян. Мы сохранили прив
язанность к нему до его смерти. Именно он переправил на волю копии наших з
аявлений в ЦК о реабилитации, которые ветераны разведки и партизанского
движения использовали в своих обращениях к XXIII съезду партии для нашей за
щиты.
В 1961 году условия пребывания в тюрьме резко ухудшились: вместо четырех пр
одуктовых передач в месяц разрешили только одну, а затем Ч одну в полгод
а. Эти ограничения явились результатом растущей в стране преступности, в
ызванной прежде всего ухудшением экономического положения. В сентябре
1961 года, накануне XXII съезда партии, раскрывшего новые подробности сталинс
ких преступлений, во Владимирской тюрьме тайно судили и расстреляли дес
ять человек Ч организаторов и участников голодного бунта в небольшом г
ороде Муроме.
Свидания с родными сократили с одного в месяц до одного в полгода, но, тем
не менее, каждый день я получал прошедшие цензуру письма от жены. В тюремн
ой администрации тоже произошли изменения Ч вместо прежних дружески н
астроенных людей появились новые, совсем незнакомые нам. В 1962 году я перен
ес обширный инфаркт. Вскоре из-за ремонта в тюрьме нас, высокопоставленн
ых сотрудников НКВД, поместили в одну камеру. Споры и конфликты возникал
и разве только за игрой в шахматы, но я никогда не принимал в них участия. О
днако порой трудно было сдержать эмоции Ч не выдерживали нервы. Однажды
Людвигов сказал, что не может себе представить Берию таким злодеем. На эт
о Эйтингон саркастически заметил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216