Тем не менее обвинительное заключение представляло меня закоре
нелым злодеем, с 1938 года находившимся в сговоре с врагами народа и выступа
вшим против партии и правительства. Для доказательства использовались
обвинения против сотрудников разведки, которые в начале войны были осво
бождены из тюрем по моему настоянию, и мои связи с «врагами народа» Ч Шпи
гельглазом, Серебрянским, Мали и другими, хотя все они, кроме Серебрянско
го, были к тому времени уже реабилитированы посмертно. С точки зрения зак
она обвинения эти потеряли юридическую силу, но никого данное обстоятел
ьство не волновало.
Из первоначально выдвинутых обвинений осталось три:
первое Ч тайный сговор с Берией для достижения сепаратного мира с гитле
ровской Германией в 1941 году и свержения советского правительства;
второе Ч как человек Берии и начальник Особой группы, созданной до войн
ы, я осуществлял тайные убийства враждебно настроенных к Берии людей с п
омощью яда, выдавая их смерть за несчастные случаи;
третье Ч с 1942 по 1946 год я наблюдал за работой «Лаборатории-Х» Ч спецкамеры
, где проверялось действие ядов на приговоренных к смерти заключенных.
В обвинении не было названо ни одного конкретного случая умерщвления лю
дей. Зато упоминался мой заместитель Эйтингон, арестованный в октябре 1951
года, «ошибочно и преступно» выпущенный Берией на свободу после смерти С
талина в марте 1953 года и вновь осужденный по тому же обвинению Ч измена Ро
дине Ч в 1957 году.
Обвинительное заключение заканчивалось предложением о слушании моего
дела в закрытом порядке Военной коллегией Верховного суда без участия п
рокурора и защиты.
Я вспомнил, как жена во время свидания в «Крестах» говорила о Райхмане и у
помянула, что практика закрытых судов без участия защиты, введенная посл
е убийства Кирова, запрещена законом с 1956 года. Райхман сумел избежать тай
ного судилища и был поэтому амнистирован. Передо мной стояла непростая з
адача: как сказать Преображенскому, что мне известно о законе, запрещающ
ем рассматривать дела без защитника? Ведь я был в коматозном состоянии.
Тогда я обратился к Преображенскому с письменным ходатайством мотивир
овать, почему вносится предложение слушать дело без участия защитника. О
н ответил, что в обвинительном заключении нет необходимости вдаваться в
столь мелкие подробности, и объявил мне под расписку решение об отказе в
предоставлении адвоката. Я потребовал Уголовно-процессуальный кодекс,
чтобы можно было реализовать конституционное право на защиту, но и это х
одатайство было отвергнуто Преображенским также под расписку. Для меня
было очень важно зафиксировать в письменной форме сознательное наруше
ние закона. Андреев, относившийся ко мне сочувственно, сказал, что было бы
наивно с моей стороны рассчитывать, что к моему делу будет допущен адвок
ат.
После этого я обратился к заместителю начальника тюрьмы, моему бывшему п
одчиненному в годы войны, с ходатайством предоставить мне Уголовно-проц
ессуальный кодекс. Надзиратель сообщил, что мое ходатайство отклонено, н
о заместитель начальника тюрьмы готов принять меня и выслушать мои жало
бы, касавшиеся условий содержания в тюрьме. Когда меня привели в его каби
нет, который, конечно, прослушивался, мы ничем не выдали, что знаем друг др
уга. Он подтвердил, что мое ходатайство отклонено, но сказал, что я могу оз
накомиться с инструкцией об условиях содержания подследственных в тюр
ьме, прежде чем писать официальную жалобу. Я уловил в его фразе особенный
смысл. На столе рядом с инструкцией лежало приложение, в котором было как
раз то, что меня интересовало, Ч Указ Президиума Верховного Совета СССР
от 30 апреля 1956 года об отмене особого порядка закрытого судебного разбира
тельства по делам о государственной измене без участия защиты.
Мое официальное заявление о предоставлении адвоката проигнорировали с
корее всего по распоряжению «инстанций», то есть самого Хрущева, который
к этому времени стал главой и партии, и правительства. Я решил подождать н
екоторое время и повторить свое требование о защитнике уже в ходе самого
судебного разбирательства.
Последняя встреча со следователем кончилась для меня неожиданным пово
ротом. Преображенский вдруг потребовал, чтобы я написал об участии Молот
ова в зондаже Стаменова. Меня это крайне озадачило, и я понял, что Молотов
сейчас, должно быть, не в фаворе. Я ничего не знал об «антипартийной группе
», отстраненной от руководства в 1957 году, куда входили Молотов, Маленков и К
аганович. Моя записка явно произвела на Преображенского впечатление, ос
обенно сообщение, что Молотов устроил на работу жену Стаменова в Институ
т биохимии Академии наук СССР к академику Баху. Я также вспомнил, что с Мол
отовым консультировались насчет подарков, которые Стаменов вручал у се
бя на родине царской семье. Реакция следователя укрепила мою надежду, чт
о, несмотря на закрытое заседание, меня оставят в живых как свидетеля про
тив Молотова.
Тридцать три Ч таково было число моих заявлений, направленных Хрущеву,
Руденко, секретарю Президиума Верховного Совета СССР Горкину, Серову, ст
авшему председателем КГБ, и другим с требованием предоставить мне защит
ника и протестом по поводу грубых фальсификаций, содержащихся в выдвину
тых против меня обвинениях. Ни на одно из них я не получил ответа.
Обычно, когда следствие на высшем уровне по особо важным делам завершало
сь, дело незамедлительно передавалось в Верховный суд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216