по поручению месткома они готовили экстренный выпуск сатирической газеты "Мистер ИКС", посвященный десятилетию института, а поскольку юбилей предстоял лишь в марте будущего года, текущая информация этих бедняг совершенно не касалась. Они трудились на ниве позитивного юмора, а эта нива, как известно, сильно истощена. Фомин был встречен вопросом: "Что у вас там происходит смешного?" На этот вопрос Владимир Иванович ответил краткой информацией об открытии пищеблока. В ту же минуту отдел текущей информации опустел. Изголодавшиеся газетчики кинулись обедать с такой поспешностью, что забыли отключить всю внутреннюю аппаратуру, и Фомин получил возможность сесть за пульт связи с "Большим Голубым Идеалом", на что он, собственно, и рассчитывал: у этих юмористов были все привилегии отдела, которыми они никогда не пользовались. "Большой Голубой Идеал" относился к позитивному юмору равнодушно и на все их запросы отвечал: "Да пошли вы..." и отключался.
Трясущимися от волнения руками Фомин снял трубку, набрал общий номер и, назвав себя, попросил у "Голубого Идеала" разрешения задать ряд вопросов.
- Валяйте, - добродушно пробасил "Голубой Идеал". - А я был уверен, что вас уже отключили.
- Известно ли вам, - осторожно спросил Владимир Иванович, - что кто-то из нашей группы...
- Мне все известно, - перебил его "Идеал", - кроме того, что никому не известно. И если вы имеете спросить: "Кто конкретно?", отвечу: "Не знаю".
- Но, может быть, у вас есть личное мнение? - заискивающе спросил Фомин.
- Моим личным мнением имеет право интересоваться только начальник отдела, - отрезал "Идеал". - Вопросов больше нет? Отключаюсь.
- Подождите, ради бога! - с отчаянием воскликнул Фомин. - Могу ли я изложить вам собственные прикидки, с тем чтобы вы с присущей вам любезностью оценили степень их корректности?
- А зачем вам это нужно? - грубовато спросил "Идеал". - На вашем месте я бы поменьше суетился.
- Видите ли, - с предельной доверительностью сказал Владимир Иванович, мне хотелось бы очистить свою психику от необоснованных подозрений.
"Идеал" хмыкнул, но не отключился, и Фомин осмелел.
- Подозреваю Гамлета Мгасапетова, - произнес он торжественно, как общественный обвинитель.
- Основания? - деловито спросил "Идеал".
- Нечеловеческая мягкость, - начал перечислять Владимир Иванович, излишняя терпимость, я бы сказал, всетерпимость, граничащая с равнодушием...
- Вы лжете, Фомин! - резко перебил его "Идеал". - Я знаю Гамлета, он не таков. Это азартный человек, в душе игрок, хотя и несколько робок. Очищаю вас от этого подозрения.
- В таком случае Роберт Ахябьев, - с меньшей уверенностью проговорил Владимир Иванович. - Основания - умение оперировать с девятизначными числами в уме, болезненная склонность к завиральным идеям, к необоснованным гипотезам и к бесстыдному юмору.
- Как вы сказали? - переспросил "Идеал". - К бесстыдному юмору?
Он зашипел и надолго умолк. Только через минуту, осипший от беспрерывных криков "Але!", "Але!", Фомин услышал вновь бархатный бас "Голубого Идеала":
- Да вы шалун, Володя. Меня чуть не задушил хохот. Запомните, мой мальчик: есть юмор и есть бесстыдство. Бесстыдство - очень серьезная вещь. Серьезная и мрачная.
- Так очищаете?.. - робко спросил Владимир Иванович.
- Ну нет, голубчик, - весело сказал "Идеал". - Тут больше зависти, чем подозрения. С этим и оставайтесь. Кто дальше?
- Один Путукнуктин... - пробормотал Фомин. - Вот никогда бы не подумал. Хотя, с другой стороны...
- Что вы там бормочете? - поторопил его "Идеал". - Имейте в виду, вы исчерпали свой полугодовой лимит машинного времени. Одна минута разговора со мной стоит полтора миллиона. До Нового года вам придется считать на пальцах. Если придется вообще.
- Да, да, конечно, - поспешно проговорил Фомин. - Я сознаю и готов нести ответственность. Но Славка Путукнуктин... Конечно, он молод, имеет привычку задавать нелепые вопросы, длинноволос, не по-земному миловиден... И потом, простите, у него практически не растет борода!
- У Наполеона, между прочим, тоже не росла борода, - заметил "Идеал". Это все ваши подозрения?
- Все.
- Не густо, Вова. Отпускаю вам ваши грехи. Что бы ни случилось мужайтесь.
И "Голубой Идеал" отключился.
Между тем остальные пришельцы, кое-как отобедав, вернулись к себе в отдел. Молодой Путукнуктин был совсем плох. По галерее Мгасапетов и Ахябьев вели его чуть ли не под руки: он ослабел от переживаний и еле волочил ноги. Огромная толпа сослуживцев, покинув кафетерий, устремилась было за ними, но группа молодых ребят, взявшись за руки, перекрыла проход на галерею, и только несколько прорвавшихся шли в отдалении, останавливаясь всякий раз, когда Ахябьев оглядывался.
Однако, войдя в триста пятнадцатую и заняв свое рабочее место, Слава Путукнуктин несколько приободрился. К пушистым щекам его вернулся слабый румянец, глаза заблестели. С детским, любопытством Путукнуктин принялся разглядывать стены комнаты, шкафчики, пульты, особенно его умилил хитроумный оконный переплет.
- Как будто впервые увидел! - повторял Путукнуктин с восторгом. - Ей-богу, как будто впервые!
Он посмотрел на хмурого Ахябьева и разразился заливистым смехом.
- Прелестная зверушка! - приговаривал он, тыча в Роберта пальцем. Очаровательное двуногое!
Со стороны можно было подумать, что Путукнуктин пьян. Но приступ веселья кончился так же внезапно, как и начался. Славик побледнел, умолк, дыхание его участилось, взгляд стал блуждающим, глаза потемнели и запали.
- Воздух, - сказал он с беспокойством. - Вы чувствуете? Воздух. Сплошной сернистый газ. Роберт, у тебя не щиплет в глотке?
Ахябьев отрицательно покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15