Наш государственный запас гаеанских солов очень и очень ограничен. Даже если мы и захотели бы попутешествовать, наших денег хватило бы лишь добраться до Лури.
– Лорквин занимается и экспортом, и импортом? – поинтересовался я.
– Да. И приносит доход, который накапливается на наших счетах в Естественном Банке в Лури. Но эти накопления ничтожны, их явно не хватит на большое турне по Сфере Гаеана.
– Но неужели никто здесь все же не отваживается на путешествие!?
– Редко. Я лично знаю только двух джентльменов, отважившихся на это. Они отправились в Лури, взяли свои накопления из Естественного Банка, уехали в неизвестные миры Сферы и никогда не вернулись. И никаких известий от них нет. Они просто затерялись в океане из десяти триллионов безликих душ. И разделить их судьбу здесь никто не хочет.
Через час я заметил еще одну группу партизан, стоявших на круглой песчаной дюне; их силуэты четко вырисовывались на фоне неба. Партизаны неподвижно стояли, наблюдая, как проходит поезд, и почему-то даже не попытались получить накнока.
Бариано не смог объяснить мне такой пассивности, заметив только, что эти люди вообще непредсказуемы.
– Это голки, почти такие же дикие и кровожадные, как и штренки.
– Но как вы их различаете? – не удержался я.
– В случае с голками это весьма просто. Голкские женщины носят одежды из травы-угорь. Как вы заметите впоследствии, эти щеголи и вообще предпочитают кожаным передникам юбки из соломы.
Я действительно увидел, что бедра этих колоссов прикрывали сероватые подобия юбок, оставляя рыжие груди на виду. Я смотрел на голков, пока они не скрылись из виду, и затем вновь вернулся к разговору с Бариано.
– Они разумны?
– В определенном смысле, да. Иногда они выглядят настоящими каннибалами. Но им не откажешь в специфическом чувстве юмора.
– Они считаются людьми?
– Чтобы ответить на этот вопрос, мне сначала придется пояснить их происхождение. Их история длинна и сложна, но я буду краток.
– Не спешите, – великодушно разрешил я. – Все равно делать больше нечего.
– Вот и славно. Но нам придется вернуться на пять тысячелетий назад. Тогда первые поселенцы включали в себя группу биологов-идеалистов, которые пытались создать род специальных рабочих. Их наилучшим достижением оказались сейшани, а неудача вылилась в лоуклоров. Вот и вся история вкратце. Таким образом, лоуклоры не являются ни разновидностью человека, ни ветвью его развития. И сравнивать их с людьми, все равно что сравнивать ночные кошмары с вечеринкой.
Ближе к полуночи поезд добрался до темного леса высоких деревьев, который Бариано назвал Невозмутимой Глубиной; Танганская степь кончилась. А еще через час мы остановились на берегу Скейна – реки, не представлявшей собой ничего особенного. Около полуразрушенных доков стояла баржа из блестящего черного дерева, построенная по самым высшим канонам кораблестроительного искусства. В нее явно были вложены немалые деньги. От высоко поднятого носа обшивка переходила к средней части, весьма значительной ширины, и далее грациозно перетекала в устойчивую корму, на которой красовались шесть иллюминаторов. Рубка и все прочие части баржи тоже были выполнены воистину с барочной элегантностью; на носу и на корме виднелись тяжелые светильники из черного железа и цветного стекла.
Мы перебрались в лодку, которая доставила нас на баржу. Там нам выделили роскошные каюты. Спустя несколько минут баржа медленно закачалась вниз по течению. Через четверть мили Скейн сделала поворот и потекла через Невозмутимый Лес, причем ее нос почти скрывался в мягкой тени деревьев.
Так прошло несколько дней и ночей. Река текла медленно и плавно, петляя под раскидистыми старыми деревьями.
Тишина стояла немыслимая, если не считать плеска воды за кормой. Ночью обе огромные луны лили сквозь листву нежный спокойный свет, который показался мне почти волшебным. Я поделился своим наблюдением с Бариано.
– Я и не думал, что вы так сентиментальны, – равнодушно ответил он. – Это простая игра природы.
– А я и не думал, что вы настолько равнодушны, – съязвил я в ответ.
– Наоборот! Это у вас не хватает способности к наслаждению эстетическими различиями! Впрочем, чему тут удивляться? Как человек с другого мира, вы не можете разделить всю тонкость восприятия роума.
– Уели, – признался я. – Ваш уровень и метод мышления ушли далеко вперед по сравнению с моими. Так уходит волк от опытной гончей.
Бариано холодно улыбнулся.
– Если я стану поправлять вас, то вынужден буду говорить без эвфемизмов, так что не обижайтесь.
– Говорите откровенно. Ведь вы сообщаете мне нечто, чего я не знаю.
– Хорошо. Ясно, что ваши эстетические суждения аморфны, они не способны различить красоту там, где она специально не обозначена. А объект красоты велик. Конечно, иногда вы можете заметить даже некий природный аспект, красота которого подчеркнута математикой или другой наукой. Такая красота, конечно, тоже существует, но все же она вторична, поскольку является результатом человеческих деяний. В настоящей же красоте не должно присутствовать ни тени позитивного творчества.
Я был сражен столь бескомпромиссным анализом Бариано.
– Вы проводите очень тонкие различия, – осторожно заметил я.
– Разумеется! Такова природа чистого мышления.
Я указал туда, где лунный свет, проникая сквозь листву, ложился на черную воду филигранными серебряными лепестками.
– Разве это не красиво? Разве недостойно хотя бы быть замеченным?
– Шарм здесь, конечно, есть. Но ваши умственные процессы несколько… неаккуратны. Вы должны были бы заметить, что в этом явлении отсутствует концептуальная цельность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152