Сам поражаюсь. Каким мечтателем я был двадцать пять лет назад! Придумывал таинственный мир незаконных удовольствий и мучительных вожделений… Но когда пытался найти себя, то получал отпор. Все, что существовало в моем мире, окружающим казалось извращением. К бедному мальчику придирались, его оскорбляли, над ним насмехались и даже дали ему идиотскую кличку – Фимфл. Я уверен, автором был Блой Садалфлоурис. Верно, Блой?
Блой надул щеки, но промолчал.
Говард. Хардоах опустил голову, медленно покачал ею:
– Бедный Говард! Девушки относились к нему не лучше. Даже теперь я вздрагиваю, вспоминая их пренебрежение! Саби Садалфлоурис играла в жестокую, бессердечную игру, которую не стану описывать. Теперь я приглашаю ее очаровательных дочерей совершить круиз на борту моей космической яхты. Мы посетим интересные миры, и, я уверяю, в моей компании они не будут скучать. Возможно, это вызовет мучения и чувство одиночества у Саби, но она должна была подумать о своих поступках двадцать пять лет назад. О поступках, которые заставили меня бежать из Гледбитука! – Трисонг обвел взглядом примолкших одноклассников. – Все, о чем я пока говорил, шло мне во вред. Но теперь я очень богатый человек. Я могу купить весь Гледбитук и не заметить этого. С философской точки зрения, я – сверхъестественная личность. Я исповедую Доктрину Космического Равновесия, а если говорить проще – «зуб за зуб…» Теперь о программе сегодняшнего вечера. Я назвал ее довольно оригинально: «Мечта Выдающегося Школьника о Справедливости!» И совершенно счастлив, что волен распоряжаться обстоятельствами!
Корнелиус Ван Бойерс, главный организатор праздника, поспешно вышел вперед:
– Говард! Ты говоришь невероятные глупости! Это же просто несерьезно, но, в сущности, ты хорошо нас всех повеселил. Садись наконец на место. Ты хороший парень, и мы вместе будем наслаждаться вечеринкой.
Говард махнул рукой. Два телохранителя вывели Корнелиуса Ван Бойерса из павильона и заперли его в женском туалете. Этим вечером его больше никто не видел.
Говард Хардоах повернулся к оркестру. Джерсен, сидевший в двадцати футах от него, надеялся, что широкополая шляпа и кроткое выражение лица – хорошая маскировка. Хардоах едва взглянул на Джёрсена.
– Маэстро Кутте! Мне доставляет огромное удовольствие встретить вас снова! Вы помните меня?
– Не особенно отчетливо.
– Это потому, что вы разозлились на меня и отобрали скрипку. Вы сказали, что я играю как напившаяся белка.
– Да. Я помню этот случай. Ты сделал грубое вибрато. Но почему, вспоминая старое, ты припоминаешь только гадости?
– Интересно, а вы сами никогда не играли в этом стиле?
– Никогда! Все ноты должны быть логически завершенными, точными и ограниченными с каждой стороны.
– Позвольте напомнить вам о трюизме музыкантов, – сказал Говард Хардоах. – Когда вы перестаете расти, то начинаете опускаться. Вы никогда не играли как напившаяся белка, а сейчас пришло время попробовать. Для того чтобы играть как напившаяся белка, тогда как вы не белка вовсе, вы, по крайней мере, должны напиться. Здесь есть все необходимое. Пейте, профессор Кутте, а потом играйте! Так, как раньше вы никогда не играли!
Кутте наклонился и оттолкнул предложенную бутылку:
– Простите, но я не употребляю ферментов и спиртов. Учение категорически запрещает это.
– Хо! Мы набросим покрывало на теологию, как могли бы набросить платок на болтливого попугая. Доставьте нам радость! Удовольствие! Пейте, профессор! Пейте здесь, или мои" телохранители напоят вас за павильоном.
– Пить я не хочу, но если меня принуждают… – Кутте опрокинул содержимое бутылки себе в рот и закашлялся. – Какая горечь!
– Да, это «Горький Аммари». А теперь попробуйте «Дикий Солнечный Свет».
– Это несколько лучше. Позвольте попробовать «Голубые слезы»… Так. Отлично. Достаточно!
Говард Хардоах засмеялся и хлопнул Кутте по спине. Джерсен смотрел на происходящее с тоской. Так близко и так далеко! Музыкант, игравший на цимбалах, пробормотал:
– Этот человек безумен! Если он подойдет ближе, я ударю его цимбалами по голове. Вы поможете мне, и мы в один миг прекратим это безобразие.
У входа стояли двое мужчин: один – низкий и толстый, как обрубок, почти лысый, с квадратной головой и мясистыми чертами лица; второй – худощавый, мрачный, с короткими жидкими черными волосами, впалыми щеками, с длинным бледным подбородком. Они не были одеты в форму телохранителей.
– Видите тех людей? – Джерсен незаметно указал на них. – Они наблюдают и только и ждут от кого-нибудь подобной глупости.
– Я не намерен сносить унижение! – прорычал цимбалист.
– Сегодня вечером лучше вести себя осторожно, а то можно не дожить до утра.
Кутте пробежал пальцами по волосам, его глаза остекленели, и он зашатался, когда повернулся к своему оркестру.
– Сыграйте нам что-нибудь, – окликнул его Говард Хардоах. – В стиле напившейся белки, пожалуйста!
Кутте пробормотал, обращаясь к оркестру:
– «Цыганский костер в Аолиане».
Говард Хардоах внимательно слушал, как играет оркестр. Наконец он закричал:
– Довольно! Теперь переходим к программе! Мне нравится наша встреча. Она состоялась двадцать пять лет спустя. Так как я импресарио и так как темы взяты из моего жизненного опыта, то субъективный подход неудивителен… Итак, начинаем! Я вращаю колесо истории назад. Сейчас мы находимся в школе с нашим милым Говардом Хардоахом, которого донимали задиры и смазливые девчонки. Я вспоминаю один случай. Маддо Страббинс, я вижу тебя. Ты выглядишь более представительным, чем тогда. Выйди вперед! Хочу напомнить тебе кое-что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71