Гем подтянул ноги, они были как деревянные.
— Зафиксировал слегка этого парня, — сказал он приятным голосом.
Словарь Джин был не особенно богат, и слово «катарсис» в нем не значилось. Она подумала про себя: «Он выместил свою незначительность на черноволосом парне и чувствует себя от этого лучше. Шаг к приличному человеку».
И в самом деле, Гем успокоился и остаток вечера держался в тени. В полночь он предложил уйти. Джин не протестовала. Она не заметила нигде ни черноволосого парня, ни девушки, которую можно было отождествить с племянницей Колвелла.
В воздушной лодке Гем привлек ее к себе и страстно поцеловал. Джин посопротивлялась немного, потом расслабилась. «Почему бы и нет», — подумала она. Это легче, чем бороться с ним. Хотя она некоторым образом ненавидела себя за то, что делает вклад в его самооценку.
6
Восход солнца на Кодироне сопровождался уникальным во всей Вселенной явлением: занавес сине-белого света, словно веко, падал вниз, на западную сторону горизонта, будто спускался затвор, изгоняющий мрак и дающий дорогу ледяному свету кодиронского дня. Эффект приписывался флюоресцирующей компоненте воздуха, которая активизировалась радиацией Минтаки Суб-30, а резкая линия раздела объяснялась маленькими угловыми размерами диска Минтаки Суб-30 — почти что точечного источника света.
Джин тихо выскользнула из комнаты, как раз вовремя, чтобы успеть к представлению. Длинная и пустынная Мейн стрит потонула в синей тьме. Ветер ударил Джин в лицо. Она сердито облизнула губы и задумалась о том, где позавтракать. Когда-то припозднившихся пьяниц, игроков и пресытившихся клиентов обоих городских борделей обслуживали неряшливые кофейни на Райской Аллее. Возможно, они еще существовали.
Джин дрожала от ветра, хлеставшего с голых скал Кодирона. Она подтянула свой темно-синий жакет на шее. Девушка ощущала, что кожа ее стала грязной, липкой, но в ранний час в ванных отеля горячей воды не было
— при помощи таких вот экономических мер «Сунхауз» достигал показного великолепия фасада. Поверхностный блеск и внутренние пороки, точно так же, как у некоторых людей. Джин припомнила Гема Моралеса. Рот ее растянулся в ледяной улыбке. Самонадеянное своевольное существо. Он так важно удалился от «Сунхауза», так собой доволен… Джин выбросила его из головы. В огромной Вселенной он был атомом, пусть наслаждается собой, продвигая ее расследование.
Девушка дрожала. Было и в самом деле очень холодно и очень рано для каких-либо дел. Чердак, наверное, все еще в клубах свежего табачного дыма, в запахе пива и парах виски. Под ее пальцами въевшаяся грязь, многолетняя пыль будут казаться липкими, но она и не ожидала, что поиск окажется сплошным наслаждением. Сортировать старые вещи Джо Парле будет куда менее хлопотно без Гема Моралеса.
Джин привычно свернула на Райскую Аллею у здания суда и увидела впереди желтые огоньки кафе «Нью-Йорк». Она скользнула внутрь и села у стойки рядом с сопящим рабочим фермы, все еще тупым после ночной пирушки. Она тихо пила кофе и ела торт, поглядывая на себя в зеркало за стойкой — очень красивая девушка с коротко остриженными густыми черными волосами, кожей как матовое оконное стекло с желтой подсветкой, широким бледно-розовым ртом и изящным подбородком, черными глазами, которые могли становиться огромными от возбуждения, а могли быть длинными и узкими под густыми ресницами… «Я буду красивой очень долго, — подумала Джин, — если не позволю себе выдохнуться. Мне очень много дает моя жизненная сила. Я надеюсь на это не потому, что мне только семнадцать, девичий возраст, так сказать. Это больше».
Она покончила с кофе и вышла обратно на Райскую Аллею. На Мейн стрит сияли бело-голубые утренние лучи, все углы, все выступы ловили свет и светились сами, словно в огнях Святого Эльма.
Впереди, темный и облезлый, вырос фасад таверны «Старый Ацтек». Таверны Джо Парле, первого дома в ее памяти.
Джин обошла вокруг и последовала хорошо запомнившимся путем: залезть на крышу сарайчика-пристройки для продуктов, затем дернуть за жалюзи, казавшиеся вроде бы прочными — и открывался проход внутрь.
Протиснуться, извиваясь, тяжело дыша, спрыгнуть на лестницу, перевести дыхание и, царапаясь о стены, по узеньким ступенькам взобраться на чердак.
Джин вслушалась. Ни звука. Не колеблясь, она взбежала по ступенькам и толкнула запыленную дверь. Остановилась в проеме, и воспоминания одолели ее, перехватывая дыхание и переполняя жалостью к черноглазой маленькой негоднице, которая когда-то спала здесь. Девушка заморгала, затем отодвинула эмоции в сторону. Огляделась. Сквозь грязное окно сочился свет. Груда грязных коробок — вот что осталось от злобного Джо Парле.
Как и опасалась Джин, все было пыльное, сырое и липкое, и пахло эманациями бара. В первой коробке она нашла счета, расписки, оплаченные чеки. Во второй лежал фотоальбом, который она отложила в сторону, а также множество магнитофонных лент. Третий хранил… Она подняла голову в тревоге. Вкрадчивый скрип пола. Джин набрала воздуха и повернулась. В дверях, глядя на нее, стоял Гем Моралес. Он слегка улыбался, скаля зубы. Очень неприятное выражение.
— Так я и думал, что найду вас здесь, — сказал он тихо.
— И я думала, что найду здесь вас.
Гем сделал шаг в комнату.
— Вы занялись немножечко воровством…
Джин увидела, что лицо его проходит последовательность выражений прошлой ночи. Она напряглась. Еще минуту…
Она сказала:
— Гем!
— Да?
— Вы боитесь смерти?
Он не ответил, но стоял наготове, как кот перед прыжком. Джин сказала:
— Если будете вести себя неосторожно, вам придется умереть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40