Посреди комнаты стоял простой струганный стол, занимавший большую часть пространства. Остальная мебель была крайне скудной и явно самодельной.
Широкая дверь из тесаной березы тихонько отворилась, и на пороге возник седой мужчина с бородой и длинными волосами, перевязанными берестяным ремешком. В руках он держал деревянную плошку с густым, желтым липовым медом и тарелку со стопкой блинов. Войдя, незнакомец поставил завтрак на стол и подошел к КЗ. Подобно тому худому мужику он несколько мгновений что-то рассматривал в зрачках Ивана. Потом довольно кивнул и сказал:
– Вставай, завтракать пора.
КЗ вдруг почувствовал зверский голод. У него возникло странное ощущение, что если он сейчас, немедленно не пропихнет в желудок хотя бы маковую росинку, то его желудок примется пожирать его самого. Осторожно, опасаясь резким движением вызвать знакомую по прежним пробуждениям боль, он отодвинул одеяло и сел на кровати. На мгновение в глазах поплыло. КЗ замер, но боли не было. Он медленно спустил ноги на пол и, помогая себе руками, поднялся. Мужчина уже сидел за столом и невозмутимо поглощал блины, макая их в плошку с медом. КЗ сделал несколько неуверенных шагов и так же осторожно опустился на лавку. Голод, отступивший было перед первоочередной проблемой – передвижением, навалился с новой силой, и КЗ, собиравшийся задать сотрапезнику какой-то очень важный вопрос, который вертелся в голове, но никак не мог оформиться, свирепо набросился на еду.
Мужчина насытился первым. Встав из-за стола, он подошел к печке, открыл заслонку и, достав закопченный чугунок, нацедил из него кружку, которую поставил на стол перед КЗ, буркнув:
– Погуляй на дворе, к ужину вернусь. – После чего как-то мгновенно-неторопливо вышел за дверь. КЗ даже не успел повернуть голову, а того уже не было.
Лишь съев последний блин, КЗ почувствовал, что наелся. У блинов был какой-то необычный, резкий привкус, который, впрочем, не был неприятным. КЗ придвинул кружку и понюхал. Это оказалось знакомое варево. КЗ выпил, сдвинул посуду на край стола и, понаслаждавшись минут пять ощущением сытости и покоя, направился к двери. В сенях лежала огромная куча прелых листьев и хвои, КЗ обошел ее, осторожно ступая босыми ногами, и вышел на двор. Дом стоял на крохотной лесной полянке. К крылечку вела узкая, еле заметная тропинка, а забор с трех сторон обозначали толстые жерди, привязанные ко вбитым в землю невысоким, едва ли метр высотой, кольям. Вокруг стояла стена исполинских деревьев. Пахло подсыхающей росой, влажной хвоей и еще чем-то дремучим и первобытным, о чем давно уже никто не знает, но еще помнит памятью сотен предков, веками живших в таких лесах и сроднившихся с ними всем своим естеством. КЗ спустился по ступенькам и проковылял к лавочке у колодца. Опершись спиной о колодезный столб, он откинул голову и почувствовал, как по телу разливается приятная истома, словно по вкопанному в землю колодезному столбу из земли вытекают какие-то природные токи и вливаются в его ослабевшее тело.
Мужчина вернулся, когда солнце уже коснулось краем горизонта. Он как-то неожиданно возник у крыльца. Мгновение назад его не было, и вот он уже поднимается по ступенькам неспешным, грузным шагом. Скрипнула дверь, и он исчез в доме. КЗ, большую часть дня так и проторчавший на лавочке у колодца, собрался было рвануть за ним со всех своих хилых силенок, но, прежде чем он опомнился, мужик появился на пороге и мотнул головой:
– Вставай, ужин на столе.
Они молча поели, потом мужик буркнул:
– Я спать лягу на сеновале, а ты здесь ложись, – и вышел за дверь.
КЗ сытно рыгнул и уверенно прошел до кровати. Уже засыпая, он поймал где-то на задворках сознания удивленную мысль: «Странный день, я не задал ни одного вопроса и вообще не произнес ни единого слова, а ведь мне позарез надо о чем-то спросить, о чем-то важном, очень важном…»

2

КЗ жил в лесном доме уже неделю. Он ел, спал, гулял по дому и на дворе. Дед Изя кормил его на убой. К концу недели он сказал:
– Все, паря, неча тебе штаны протирать, вот тебе мешок, наберешь сосновых шишек.
Сначала это показалось простым делом, шишек было много, ходи да собирай, однако через полчаса после постоянных наклонов стало ломить спину, а когда мешок наполнился больше чем наполовину, то стал больно бить по ногам и заметно оттягивать руки. Короче, через три часа КЗ вернулся абсолютно измученным. Дед Изя вывалил шишки в бадью и кивнул на стол:
– Садись, ужинать будем, устал небось?
КЗ набросился на еду прямо-таки со звериным аппетитом. Дожевывая последний кусок пирога с дикой, лесной малиной, он вдруг неожиданно для себя повернулся к деду:
– Слушай, дед, давно хотел тебя спросить. – И замер с полуоткрытым ртом, потом потер лоб и сморщился. – Черт, крутится в голове что-то важное, никак не вспомню.
Тут увидел, что дед Изя тоже сидит разинув рот. КЗ даже опешил от такой картины:
– Ты чего, дед?
Тот опомнился и удивленно покачал головой:
– Первый раз вижу, чтоб «слепой» вот так запросто «зимний наговор» смог одолеть. Силен ты, паря, ой силен.
– Чего?
– Ладно, – дед махнул рукой, – коли время пришло, так и Перун не поможет, спать ложись, поутру все и припомнишь.
– Что припомню?
– И то, что хочешь, и то, о чем забыть был бы рад.
КЗ недоуменно воззрился на деда. Но дальше расспрашивать что-то расхотелось. Он вздохнул, посмотрел вослед деду, который, как обычно, пошел спать на сеновал, и с каким-то глубинным нетерпением забрался в кровать.
Утром КЗ проснулся и рывком сел на кровати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21