Поднялся люк, впуская звуки с чердака. Показался огонек свечи. Огонек дрожал, кидал острые тени. Личико у Тхели стало не игрушечно страшноватым, а по-настоящему… Уже не игривая ведьмочка, а бледная психованная деваха, от которой можно ждать чего угодно…
– Ну вот и я, смерть твоя, – пропела она. С улыбкой, от которой Леха поежился. Ну и шуточки…
Личико пропало из люка, исчез и огонек. Лишь отсветы от свечи. Что-то напевая себе под нос, Тхели ходила по жестяному потолку. Листы железа позвякивали под ее ногами.
Леха нетерпеливо поглядывал наверх. Ну давай, давай. Что ты там придумала, чтобы можно было общаться?
Что-то тяжелое заскрежетало по металлу. Тхели что-то тащила через весь чердак. Не то ящик, не то… К скрежету железа о железо примешалось глухое буханье и плеск.
Хм… Кадку с водой передвигает, что ли? Да, девушка что-то масштабное задумала. Остается надеяться, что это не только что-то масштабное, но еще и разумное. И сработает.
Скрежетало над самой головой, возле люка. Остановилось. Заскрипела отвинчиваемая крышка, плеск стал звонче. Вода все колыхалась в жестяной бочке…
Вода? Запах бензина накатил вонючей волной.
Над головой скрипнуло – и бочка грохнулась набок. Сверху окатило холодом. Спину, шею, круп, потекло по ногам…
Леха едва сдержался, чтобы не взвыть от пронзившего холода. Поглядел вверх, с трудом сдерживаясь, чтобы не выругаться, – да какого дьявола она там?! Вот ведь безрукая!
Сверху выглянула Тхели, но обескураженной она не выглядела. Она все улыбалась, и эта улыбка… Свечу она отлепила от блюдца, но держала не в кулаке, а едва-едва двумя пальчиками. Вытянула руку над центром дыры в потолке, как наводчик над люком для бомбометания.
Тхели…
А она хоть раз произнесла это имя?…
Леха взревел, рванулся назад, выдавливая дверь. Дверь чуть поддалась. С треском лопнули заклепки, удерживавшие засов…
И тут дверь спружинила обратно. Что-то подпирало ее, какой-то мощный клин. Лом? Металлический лом? К черту лом! Если с разбега, всей массой… Только разбежаться было негде. Даже на шаг. Даже на полшага… Рога уперлись в стену, а круп поджало дверью.
– Fiat ignis! – торжественно провозгласила Тхели и отпустила свечку.
Огонек скользнул вниз, размазываясь в длинную полосу пламени, – и мир утонул в огне и боли.
Леха выл, метался, разрывая рогами стальные листы стен, но вокруг были только огонь и боль. Секунды растянулись в вечность, а движок игры старательно имитировал ад…
Снова призрачное рассветное небо, снова Кремневая долина, снова спину и бок режет острая щебенка… Леха даже не пытался встать. Просто лежал и глядел на это чертово рассветное небо. Та адская боль кончилась, но облегчения не было. Лишь усталость и отчаяние. Застрял здесь. Застрял на год, целый год – здесь. Здесь, где за каждую твою смерть объявлена цена, а за мучения будут премии. Где «легкой смерти!» нужнее, чем «здравствуйте», «добрый день» и «сладких снов» вместе взятые, и уже привычно слетает с языка… На целый год… Здесь… Это будет дольше вечности. Кольнула зависть. К тому мужику, что сиганул со Штукадюймовочки. Господи, если бы можно было вот так же! Покончить со всем этим… Одним махом – и навсегда…
– Что, рогатый? Подстава? Я тебя предупреждал…
Леха даже не заметил, как сатир подкрался. А впрочем, какая теперь разница… Теперь.
– Ну скажи, ведь предупреждал же, что шансы ниже нуля? Игроки прекрасно знают, что иногда урки в звериных шкурках пытаются выходить на своих корешей… Понял теперь, как бывает, когда очередной твердолобый решает, что он тут самый умный, разглядел среди игроков своего приятеля и назойливо лезет пообщаться?
Леха молчал. Сатир нахмурился, присел перед Лехой на корточки и перестал скалиться. Вздохнул:
– Чего такой грустный? Взгрустнулось? А чего такой бледный? Вз…
– Отстань.
– Угу-у… – глубокомысленно протянул сатир, прищурившись.
Встал, подцепил камешек поострее, шагнул к валуну – и стал выдалбливать-выскабливать еще одну полосочку. Седьмую…
Всего лишь седьмую…
Сатир неспешно долбил и скоблил валун. Потом сдул пыль, удовлетворенно оглядел плоды своего труда и обернулся к Лехе:
– Ну так что, парнокопытное? Достаточно приключений на свою задницу словил или еще хочешь?
Леха закрыл глаза, чтобы не видеть этого шибздика. Но сатир так просто не сдался:
– Ты глазки-то не закрывай, рогатенький. Ты мне лучше скажи, навалялся ты дурака или как? Не хочешь делом заняться и досрочное освобождение себе заслужить?
– Подработать в тюремной прачечной? – криво ухмыльнулся Леха, не открывая глаз.
– Острим, – мрачно прокомментировал сатир. – Шутки юмора из себя выдавливаем, стоиков изображаем… А ведь я серьезно.
Леха открыл глаза:
– И я тоже серьезно. Сдавать модеру, кто сюда за что попал, я не буду. А теперь пошел вон.
Сатир нахмурился, но не зло, а как-то недоуменно. Неуверенно хмыкнул.
– Хе… Думаешь, тут… – начал он и вдруг ухмыльнулся уже от души: – Ха! Эх, рогатенький, рогатенький… Да нет. Чтобы наседкой работать, тоже талант нужен. Это ты такой дурак, что первому встречному все выложил, хоть я тебя и предупреждал. А другие… Просто так тебе тут никто не скажет, за что зону топчет. Ученые все уже. Да и потом… Думаешь, так уж часто попадаются такие пострадавшие, как твой помдепа? Чтобы кредитоспособные под завязку, до мальчиков с бритыми затылками на побегушках? Ха! Нет, рогатенький…
– Что же тогда? Убивать регулярно по расписанию и получить за примерное поведение вместо года одиннадцать месяцев? Но на этот раз сатир даже не ухмыльнулся. Погрустнел.
– Ох, и дурак же ты, рогатый… Так ничего и не понял, да?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149