На Дымка, крысенка самоуверенного! На Линского, что так быстро сдался… А про императора уж и говорить не стоит!
– Ну-ка, папаша!!! – рычу на Линского. – Взял себя в руки!
– Серж?… – Линский тут же напрягся. – Но мы ничего не можем сделать… Если мы попробуем сопротивляться, все равно у нас ничего не получится. Мы или погибнем, или лишимся последней возможности перейти на сторону императора как бы добровольно…
Но мне все его соображения до ватерлинии. Не для того он мне нужен.
Дымок на меня испуганно смотрит. Сообразил уже, что с ним будет, если в руки императора попадет. Но и пробиваться силой – это ведь почти наверняка погибнуть…
– Извини, Дымочек, – говорю, – но сейчас я тебя спрашивать не буду. Лучше драка до смерти, чем всю жизнь в ошейниках ходить.
Ожил Дымок. Оцепенение сбросил, и даже огонек в глазах появился.
Все-таки совсем он еще малек… Но сейчас это даже лучше, не так страшно ему будет.
Анна тоже малость порозовела. Но мне ей говорить нечего – зачем нам слова? Целую – и ее это лучше любых слов в чувство привело.
– Серж? – Линский все еще не понимает.
Или не хочет понять?
Но из ступора вышел – а это главное.
– Экипаж «Гарпии»! – таможенник по рации снова зовет. И что-то не похоже, чтобы речь о крошечных формальностях шла. – Вернитесь в ангар!
– Дымок, веди вниз тихонько, – говорю.
– Серж?… – Линский меня зовет напряженно.
– Ну формальности – и формальности, – говорю. – Что вы, господин президент, в самом-то деле? Пулемет ни разу не держали?
– Дима, нет! Стойте! – Линский тут же командует. – Серж! – шипит мне. – Это самоубийство чистой воды! Как вы не понимаете!
Мне тоже кричать охота. Но нельзя. Только между собой нам еще сцепиться не хватало…
– Если вы, папаша, – говорю ему как можно спокойней, – будете соплями исходить и в истерике биться, тогда точно самоубийство.
Пришел Линский в себя.
– Ладно… – говорит глухо. – Может, быть, вы и правы, Серж. Может быть, это будет и лучше…
Блин!
Тоже мне, оптимист выискался! Все-то его на философию тянет и на мысли о смерти – когда надо изо всех сил за жизнь драться!
– Серж?… – Анна испуганно мне в руку вцепилась.
Это из-за Линского она все не так поняла. Но я сейчас вовсе не о красивых самоубийствах думаю.
– Анна… – улыбнуться ей пытаюсь. – Соберись. Сейчас все от тебя зависит.
Уж как она была напугана – но тут от удивления дара речи лишилась. Только брови взметнулись.
– Анна, улыбнись им, – прошу. – Помнишь, как ты тогда у ложи в арену ребятам принца улыбнулась? Улыбнись так же…
Она поняла.
– Я постараюсь, Серж.
И в глазах у нее опять страх. Но уже другой – боится, что не сможет так сыграть, как тогда. Но этот страх куда лучше, чем ужас перед смертью.
– Дымок! – к братишке оборачиваюсь. – У тебя феромонов не осталось?
Улыбка – улыбкой, но и что-то посерьезнее нам нужно. И феромоны – самое то. К отравляющим веществам они формально не относятся. И спектроскопы, что состав воздуха в таможенном ангаре контролируют, могут на них и не среагировать. А нам всего-то на пару секунд таможенников отвлечь надо.
– Нет, Серж… – Дымок головой мотает убито.
Это хуже…
Но хотя бы попытаемся.
Протягиваю я Линскому один из двух своих пулеметов.
– Только не сразу, папаша, – говорю. – Пусть они сначала расслабятся.
Сглатывает Линский напряженно, и даже облизывается от напряжения.
– В грудь или в голову? – говорит нервно.
Господи, кому я пулемет вручаю! Он же из особистов, так их и так! Только тачпедами шуршать да файлы из одной папки в другую перетаскивать и умеют!
В голову… В голову еще попасть надо! А как он попадет, если даже не знает, куда в таких случаях стрелять надо? Ни фига он не попадет. А второй попытки у него уже не будет. Потому что против него будут не шлепальщики по клавиатуре, а настоящие профи.
В грудь тоже нельзя – наверняка на таможенниках бронежилеты. Если и были без бронежилетов, сейчас-то, после тревоги, обязательно накинули. А у нас всего один шанс будет. И если Линский их сразу из строя не выведет…
– По ногам!!! – говорю в сердцах. Даже весь страх пропал куда-то. – Мне пижонства от одного Дымка за глаза уже! И сплошной очередью!
Патроны нам потом при любом исходе не понадобятся.
Я первым из флаера выбрался.
И второй пулемет, конечно же, на сиденье оставил. В европейской «Гарпии» дверцы не то, что в наших «Скатах». В нашей-то кондовой технике все ради боевых параметров, а в «Гарпии» и до удобства пилотов дело было. Дверцы у нее далеко вверх поднимаются, да и сами широкие. Так что мой пулемет замечательно стало видно – лежит себе спокойненько на сиденье, где я его небрежно так бросил.
Вроде как совершенно расслаблен я сейчас, и никакого подвоха от таможенников не жду. Так что и от меня никаких сюрпризов ждать не надо.
А о втором пулемете, который у Линского, и о двух автоматических ножнах, что у меня под курткой на предплечьях, таможенники могут и не знать. Тревога в самый последний момент поднялась. Может быть, нет у них еще точной информации, сколько у нас оружия…
– Эй, парни! – ухмыляюсь таможенникам понаглее. – В чем дело-то? Реестр торговцев проверьте, бездельники!
И бреду к ним вразвалочку, будто невзначай.
В таможенном ангаре сейчас только наша «Гарпия». Самих таможенников семеро. И, конечно, все на нас поглядеть сбежались.
Двое за пультом, но нет-нет, да на нас оглядываются. На обоих гарнитуры нацеплены, оба быстро в микрофоны что-то бормочут – и как-то слишком уж тихо, почти шепотом.
Трое поодаль выстроились, по ту сторону флаера. Облизываются тревожно, пытаются себя в руках держать – но руки-то так и тянутся к открытым кобурам на боках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145