бесполезно. Контрабас вел себя паинькой, выводил чистую ноту, но только и всего. Лишь перстень Феофила Гроттера злорадно хихикал.
– Гад ты, любимый дедушка! – говорила ему Таня.
Старичок не обижался и продолжал потешаться.
Таня уже начала уставать и держалась на одном наследственном гроттеровском упрямстве, когда с лестницы донесся гул голосов. Такой гул бывал трижды в день и обычно означал, что наступило время завтрака, обеда или ужина. Толпы учеников с Жилого Этажа спускались вниз, в Зал Двух Стихий. «Завтрачный» гул был самый тихий и размазанный. Сонливый народ тащился еле-еле, держась за стены и перила. Многие же вообще пропускали завтрак. Зато на обед и на ужин проголодавшиеся ученики валили толпой. Лестница сотрясалась, и молодцы из ларца едва успевали расстилать самобранки. Топот был слышен даже в магпункте у Ягге.
– О, наши мышиные жеребчики поскакали на водопой! – говорила Ягге.
Случалось, что кто-то – в основном лентяи из третьекурсников, мнящие себя всезнайками, – пытался перенести завтрак, ужин или обед прямо в комнату, используя пространственное заклинание перемещения мелких предметов Халявум , но чаще это заканчивалось тем, что лестницы оказывались перемазанными кашей, а на парадных портретах Древнира торчали прилипшие котлеты. Происходило так потому, что, произнося Халявум и выпуская искру, нужно было четко представить себе трехмерную карту Тибидохса со всеми коридорами, башнями, проходами и мысленно прочертить путь переносимого предмета. Стоило недоучесть какую-нибудь стену или поворот лестницы, и именно туда втыкалась злополучная котлета.
После неприятного случая, когда миской с салатом оливье был атакован сам Поклеп Поклепыч, купивший накануне на Лысой Горе новый костюм, на Халявум в стенах Тибидохса была наложена блокировка.
Решив, что неплохо будет пообедать, Таня положила контрабас в футляр и, собираясь закрыть его, погладила струны ладонью.
– Прости, но мне придется тебя оставить! – сказала она, слушая обиженный гул инструмента.
По дороге к лестнице Тане нужно было пройти мимо комнаты Пипы. У закрытой двери с лицом часового стоял терпеливый Бульонов. В комнате что-то грохотало, вопило, буянило. Изредка дверь распахивалась и наружу вылетал ком спутанного и порванного тряпья. Узнать в этой вывернутой наизнанку и порезанной ножницами рвани одежду из дорогих московских бутиков было почти нереально.
Таня была уже шагах в трех, когда мимо ее лица просвистел и ударился о стену чемодан. Дверь вновь захлопнулась.
– Пипенция не в духе? – спросила Таня у Бульонова.
Тот подтвердил ее предположение грустным кивком.
– Хочешь, я к ней зайду и успокою? – предложила Таня.
– Не стоит. Она тебя убьет. Меня убьет. Всех убьет. На ней опять ничего не сходится. Она утверждает, что кто-то сглазил ее вещи. На самом деле она снова растолстела, но боится себе в этом признаться. Вот увидишь, с завтрашнего дня засядет на диету, будет питаться одними макаронами. Она от них худеет, как ее мамулька от ананасов, – сказал Бульонов.
Таня подумала, что Генка прав. Соваться к Пипе и правда не стоит. Интуитивная магия есть интуитивная магия. Ее всплески неподконтрольны даже самой хозяйке.
Таня спустилась в Зал Двух Стихий. Все преподаватели и большинство учеников уже были там. Медузия ругала поручика Ржевского. Поручик опять пугал младшекурсников, новый набор которых состоялся всего две-три недели назад, своими ножами в спине и прочими дебильными фокусами. На новичков почему-то всегда действует такая дешевка, как вылезший глаз, плавающий в супе.
Поклеп нервно барабанил пальцами по столу. Ему было неловко. Рядом в бочке сидела Милюля и жадно терзала белыми зубами еще живую сельдь. Если рыба билась, Милюля надкусывала ей голову и выпивала мозги. Доцент Горгонова косилась на русалку и удрученно качала головой. Она не была брезглива, но все же считала, что русалкам стоит питаться отдельно.
– Недавно подарил ей на день рождения аквариум с золотыми рыбками. Очень уж просила. И угадайте, что Милюля с ними сделала? – натянуто засмеялся Поклеп.
Медузия холодно прищурилась.
– Передайте мне соль, Клепа! – попросила она.
Поклеп передал соль.
Сарданапал, удрученно качая головой, о чем-то беседовал с Великой Зуби. Зуби морщилась. Она была недовольна, что ее отчитывают как девочку. По кольцу Зубодерихи кругами бегала красная искра. Глаза за толстыми стеклами очков казались выпуклыми, пристально-проницательными.
Сарданапал говорил тихо, но одна фраза до Тани все же донеслась:
– Дорогая Зуби! Умоляю: не обижайся и не пойми меня превратно. Я не ставлю под сомнение твой профессиональный опыт. Я просто хочу подчеркнуть: чтобы эффективно учить защите от сглаза, необязательно пачками отправлять учеников на больничные койки.
– Я готовлю их к реальной жизни, академик! На следующий урок, уверена, все придут подготовленными, – сердито отвечала Зуби и отмахивалась от укоризненно-назойливой бороды Сарданапала.
– Она опять сглазила трех учеников. Наложила на них собачий сглаз. Теперь они в магпункте грызут ножки кроватей. И не только грызут. Ягге говорит, что они будут воображать себя собачками еще с неделю, – шепнул кто-то Тане.
Таня оглянулась и увидела Колю Кирьянова, теперь уже второкурсника. Внешне Кирьянов мало изменился. Был все такой же глазастый и бледный.
– Откуда ты знаешь?
– Они были с моего курса, – пояснил Коля и хихикнул.
Лучше бы он этого не делал.
Таня успела блокироваться, в конце концов, она была уже взрослой, но рядом двое первокурсников свалились со страшной резью в животе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14