Поэтому он просто стоял и тупо кивал, глядя на Веллу, избегая встречаться взглядом с Пенелопой.
– Все в порядке, – успокоила Велла. – У нас в школе никто Пола особенно не любит, так что ты теперь настоящий герой.
Но по ее тону Дион мог судить, что героем она его вовсе не считает.
– Так получилось, – выговорил он упавшим голосом и посмотрел на Пенелопу. – Он назвал тебя лесбиянкой.
Она покраснела.
– Ладно. – Он решил сменить тему. – Хотите, девочки, что-нибудь выпить? Коку? Сэвен-ап? Доктор Пеппер?
Велла покачала головой:
– Нет, нет Нам надо идти. Мне ведь положено прямо из школы домой. Я и так уже нарушила график. Если я хоть немного опоздаю, мама сойдет с ума.
– Я думала, что ты захочешь прогуляться, – быстро проговорила Пенелопа. – Велла может подбросить нас ко мне, а вечером я отвезу тебя домой.
– Тогда мы должны поторопиться, – сказала Велла.
Дион кивнул, широко улыбнувшись Пенелопе:
– Сейчас. Надо только оставить маме записку.
Десять минут спустя Велла высадила их у ворот винного завода. Они попрощались. Пенелопа поблагодарила подругу, Велла отъехала, и девушка, открыв черный ящичек, набрала код. Делая это, она нахмурилась, и Дион легонько коснулся ее плеча, стараясь, чтобы жест этот не выглядел слишком интимным, потому что был уверен, что, как только они приблизились к воротам, за ними непрерывно следит телевизионная камера.
– Что-то не так? – спросил он.
Пенелопа сначала вроде бы заколебалась, но потом утвердительно кивнула.
Ворота медленно пошли вбок, и они вышли на дорожку.
– Так в чем дело? – повторил Дион.
Она повернула к нему лицо.
– В моих матерях.
Он почувствовал, как усиленно забилось сердце. Слова Пенелопы его не удивили, наоборот, ему показалось, что именно это он и ожидал услышать в ответ.
– А что с ними?
Она потупилась.
– Что-то такое, чего я сама не понимаю. – Они медленно двигались по дорожке. Девушка рассказала ему о том, что случилось в субботу ночью, после того как она вернулась домой, описала, как явилась домой после полуночи мать Марго, не скрыв, что она была в разорванной окровавленной блузке. – Я люблю своих матерей, – закончила она, – но я их не знаю. – А затем, глубоко вздохнув, добавила: – И я… я их боюсь.
– Ты думаешь…
– Я думаю, что они могли убить моего отца.
Они остановились и посмотрели друг на друга. От заводских зданий подул легкий ветерок, он донес тихий музыкальный говор испанской речи, а также звуки заводившейся машины.
– У меня нет никаких доказательств, – быстро продолжила она. – Абсолютно ничего не произошло. Просто у меня такое чувство, что… – Она замолкла, посмотрела по сторонам, не подслушивает ли кто, и добавила приглушенным голосом: – Вчера я притворилась больной и осталась в своей комнате. Я хотела, чтобы ты сегодня зашел ко мне, но не только потому что… ну ты сам знаешь почему, а главным образом из-за того, что я боюсь возвращаться одна из школы. – Пенелопа перевела дыхание, на ее глазах появились слезы. – Я просто не знаю, что делать.
– Тебе надо было мне позвонить.
– Я не могла.
– Вот почему тебя сегодня не было в школе?
– Я пришла после обеда. Утро я… я провела в библиотеке.
Дион облизнул губы.
– Я могу чем-нибудь помочь?
– Не знаю.
Он коснулся ее. Сначала робко, а затем обнял и прижал к себе. Она заплакала.
Дион ощутил ее дрожь, когда она, всхлипывая, прислонилась к его плечу. Он понимал, что нужно утешать, что нужно сочувствовать, но… он опять возбудился и ничего не мог с этим поделать. В штанах снова стало тесно, джинсы распирало от возбуждения. Пенелопа должна была бы заметить, но, кажется, сейчас ей было не до этого, и он прижал ее еще сильнее, еще ближе.
Неожиданно он вспомнил о мужчине, которого мама привела тогда домой и который был убит. Сравнение показалось ему слишком близким. Он заколебался – не рассказать ли обо всем Пенелопе, но решил, что она еще больше расстроится. Сам он об этом инциденте с приятелем мамы пытался забыть, во всяком случае, не думать, но Пенелопа на поведение своих матерей реагировала совершенно иначе. Дион попытался представить, что значит для нее жить с людьми, которых она подозревает в убийстве отца. Подняв голову, он посмотрел на здания в греческом стиле в конце подъездной дорожки и поежился.
Слишком многое уже произошло и происходит в данный момент и, видимо, произойдет дальше. Что можно предпринять в подобных обстоятельствах, он не знал. Ситуация очень и очень непростая. Эту проблему не разрешить легким поворотом ключа в замочной скважине. Нет. Он не мог запросто пойти в полицию и рассказать о своих странных таинственных снах, о том, что в Напе творится что-то жуткое и что Пенелопа почему-то считает своих матерей убийцами. Он ничем не мог поделиться даже с матерью, потому что… хм, потому что у него было предчувствие, что она тоже каким-то образом причастна ко всем событиям. Он мог, наверное, открыться Кевину, но и тот практически не имел возможности что-то сделать и как-то помочь, так же как и он сам.
Если бы знать, хоть в каком направлении следует действовать?
В этом-то и была загвоздка. Это и был наиболее трудный момент во всем этом деле. Ведь, в сущности, ничего не происходило. Ничего конкретного, во всяком случае. Были намеки, предчувствия, разного рода подозрения, но ничего определенного, за что можно было ухватиться и доказать постороннему, разумно мыслящему человеку, что эти страхи имеют под собой реальную почву.
Вот и Пенелопа тоже боится.
Значит, все же что-то существует.
Она отстранилась от него и, пытаясь улыбнуться, вытерла глаза.
– Извини. Кажется, я своей косметикой измазала тебе рубашку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132