Церковь на все Три деревни была одна. С одной стороны, это выходило дешевле, а с другой – приходилось терпеть всего одного священника.
К священнику жители Трех деревень традиционно относились настороженно. Прийти в храм, бросить мелкую монету в кружку для пожертвований – это ладно, это пожалуйста. Еще, скрепя сердце, можно слегка исповедаться. В меру. Бог – он и так все знает, а пришлому священнику всего знать не положено. Тоже, придумали тайну исповеди! Жители честно примеряли эту тайну на себя и понимали, что нормальный человек чужую тайну особо сохранять не станет. А ежели ему еще и огнем пригрозить, так сдаст всё и всех.
Церковь появилась в Трех деревнях лет тридцать назад. И первые ее священники, бедняги, коротали свободное время в одиночестве. Скучали здорово и все норовили отсюда сбежать. Некоторые и вправду умудрялись уехать с разрешения епископа, а некоторые тут, на кладбище, и остались. Кто помер от простуды, кому повезло меньше. Один упал со скалы, а другой, не вовремя пришедший к бухте в самый разгар оказания помощи утопающим с очередного корабля, зрелища сего не выдержал и помер вскорости в подвале замка. Кстати, о замке.
Если зимние штормы жители Трех деревень любили, то замок, тот, что стоит на скале над бухтой, определенно недолюбливали. Замок...
Поначалу это была вроде как дозорная башня. От пиратов. Тех, что из Африки, а потом – и от северных тоже. Злобствовали морские разбойники несколько веков, посему в некоторых местах такие вот дозорные башни и поставили. Высоченные, из скальных глыб сложенные, с площадкой для костра на самой верхушке. Это чтобы в случае появления или, упаси Бог, нападения пиратов зажечь огонь и оповестить всех: пора бежать прятаться.
Хорошую башню построили, крепкую. Такую, что даже пиратам северным приглянулась. Они, стало быть, гарнизон аккуратненько вырезали, башню заняли, да еще и стену сложили так, чтобы отгородиться от берега. Там и стены-то понадобилось всего шагов пятьдесят. В ней, само собой, ворота проделали и пару небольших башен над воротами соорудили. Квадратных.
Пока местные хватились, уже не башня против пиратов оказалась, а вовсе даже замок. И пиратский. Их предводителя то ли Рыжим звали, то ли Рыжебородым. Ткнулось местное ополчение в стену, получило по зубам – и откатилось за холмы. А пираты Рыжебородого собрались было жить в замке долго и счастливо, да тоже, видать, просчитались.
Опять-таки, зимние шторма. Бухта у замка так себе: не защищает, если ветер прямо с севера, а совсем даже наоборот. Волны в бухте получаются вдвое выше, чем в море, и лупят аж до самых холмов. Вот из десятка пиратских кораблей только три и уцелело. Рыжебородый почесал в своей рыжей бороде и решил, что ну его к дьяволам, такое счастье. И уплыл.
Говорят, оставил он в замке тех, кто не вместился на те три корабля: обещал вернуться, да только вот не вернулся. Пираты посидели в замке, посидели, а потом куда-то исчезли. То ли вымерли от болезни, то ли еще что. И замок стоял пустой.
Долго стоял, деревенские на него даже и внимание обращать перестали, да только появился там барон, будь он неладен.
Его имени даже не запомнили толком. Барон и барон, скотина благородная. В Трех деревнях до сих пор детей Бароном на ночь пугают.
И ведь поначалу все было путем. Приезжает Барон со своей дружиной и говорит: мол, нужна вам, мужичье, защита от разбойников, как морских, так и сухопутных. Ведь озоруют? Озоруют, подтвердило мужичье. Бывает. Как обоз шлём в город, чтобы найденное на берегу продать, так того и жди, что нападут. Чистое баловство.
Так я, говорит, барон, в замке поселюсь, и за чисто символическую плату буду вас от разбойников защищать. А что ему скажешь? Сам в железе и с мечом, мордоворотов у него почти сотня, харя к харе, да они ежели захотели бы в деревенских домах поселиться, кто бы им возразил? Барон в замке жил и поначалу вел себя если не хорошо, то как бы осторожно. Жадности особой не проявлял, к обозам своих дружинников приставлял: ездить стало и впрямь безопасней. Брал себе десятую часть от прибрежного улова деревень. А если что-то нужно было по замку сделать, деревенских звал. Поставили ему еще одну стену, за ней конюшни соорудили, сараи всякие, ров прорубили в скале так, чтобы только по подъемному мосту можно было к замку добраться. Вот когда ров в скале прорубали, первые ссоры и произошли. Не привыкли деревенские особо горбатиться. Да еще с камнем. Не гномы ведь, или там, тролли – люди все-таки. Но барон пару недовольных повесил на стене, и люди поняли, что шутить он не будет. Ров закончили. В ширину шагов двадцать и в глубину – до моря.
Но ведь как повадился волк...
А, говорит барон, не слишком ли жирно вам, морды селянские, девять десятых с добычи брать? И десятины хватит. А против силы не попрешь. Он уже дружину до трех сотен довел, лучников да копейщиков. И этих, как их, новомодных – арбалетчиков. Что ему скажешь? Стерпели.
И ведь годы ж урожайные пошли. То крестоносцы на Восток, то трофеи с Востока. И тебе шелка, и золото, и серебро... Деревенские кровавыми слезами плакали, когда все это богатство в замок относили. А кровососу все мало. Костры снова жечь велел. Даже сам по ночам на башне костер палил. Большой такой – поленница дров, да еще жир – горело так, что от Двух Островов видно было.
Ночи не было, чтобы какой корабль на скалы не налетел. И далее не в шторм. Бывало, корабль на камни сядет, люди с него на берег и бросятся, не слишком лее далеко, да и вода не так чтоб холодная, если летом или осенью. Десятками, бывало, на берег выходили. Тут их люди Кровососа и встречали. Мужчины, женщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17