Как тебе эта мысль, Женечка? Не кисло? Убили тебя, и в рай притаранили. Потому что заслужил своей непримиримой борьбой с Драконом.
Дыхание восстановилось. Вот Дракона вспоминать не стоит. Всякий раз после таких воспоминаний начинает дико зудеть шрам на лице. И сосет под ложечкой. Правую руку сводит судорогой, словно она все еще продолжает сжимать пистолет. Он так и не увидел мертвого Дракона, хотя точно знает, что убил его. Несколько пуль в голову.
Хорунжий видел труп. Так что от Дракона остались только воспоминания. И сны. К счастью – редкие.
Но вспоминать о нем все равно не стоит. В конце концов, это все-таки человек, которого Шатов убил. Первый… Единственный, поправил себя Шатов. Единственный. Правда, только со второй попытки.
Шатов помотал головой. Не о том думаешь, Шатов. Думай о вчерашнем. Попытайся придумать, что именно с тобой произошло вчера, после того, как… Как тебя убили.
Кроме того, что ты попал в рай. Хотя это пока единственная версия, не имеющая внутренних противоречий, кроме неверия Шатова и сумки, заботливо сложенной для начала загробной жизни.
Чушь. Бред.
Надо просто себя убедить в том, что все вчерашнее ему просто привиделось. Ссадины и царапины? А он вчера перебрал водочки и, отойдя по нужде, свалился в кусты. Чем хреновая версия? И был так нажрамшись, что когда его попытались затащить на ночлег в домик, костырил всех матерно и был оставлен трезветь на лоне природы, с райскими пейзажами вокруг.
Так, всякое упоминание о рае пока лучше опустить, подумал Шатов.
Значит, что… А, сумка! А сумка появилась рядом с Шатовым, потому что он на самом деле забрал ее вчера из гостиницы. Автоматически сложил вещи в сумку, бросил сумку в машину, а потом, когда по пьяному делу все решили в городок не возвращаться, по врожденному жлобству сумку из машины забрал.
Значит, что должен делать журналист Шатов, попав в такую пьяную ситуацию? Правильно, идти разбираться с аборигенами. Вот, хотя бы в один из домиков. Идти и не думать при этом о загробной жизни. Фигня все это.
Шатов еще раз ощупал свое тело под рубахой. Если не считать мелких царапин – все в норме.
Застегнулся. Задернул «молнию» на сумке. Пригладил волосы.
Ладненько. Пошли к народу. Народ не соврет и на путь истинный направит. И правильно поймет, если ему объяснить все по поводу пьянки. У нас народ понятливый. И отзывчивый.
Кстати, а сколько сейчас времени? Шатов механически посмотрел на свое левое запястье. Здравствуйте. Вот наконец-то произошло что-то понятное и родное. Нету часиков. Отсутствуют. Кто-то решил взять на память о Шатове его часы. И правильно. Идет, значит, местный житель на рыбалку. Пораньше. Смотрит – валяется на тропе в непотребном состоянии выдающийся журналист Шатов. И такую всенародную любовь к представителю прессы ощутил в этот момент местный житель, что немедленно взял себе на память часы. Будить не стал – гуманист. Пусть человек выспится после трудов праведных.
Деньги и удостоверение в кармане остались. Родная корочка красного цвета. В период демократизации журналисты, было, принялись делать удостоверения модерновые, пластиковые, но потом оказалось, что красные книжечки продолжают пользоваться в нашем народе и среди чиновничества большим доверием и уважением. И снова удостоверения стали красными.
Вот удостоверения и денег у Шатова не тронули. О чем это свидетельствует? А хрен его знает! Просто не взяли.
Хватит трепаться. Нужно идти к людям. Иначе он снова начнет вспоминать, как разлетелось от выстрела лобовое стекло, как страшно ощерился Никита, нажимая на спусковой крючок пистолета, как…
Все нормально, напомнил себе Шатов. Все – совершенно нормально. Нужно просто подойти к любому дому и постучать. Тут, в провинции, встают рано. И хотя солнце поднялось не очень высоко, шансов застать людей в постели не слишком много.
Думать нужно только об этом. И ни о чем другом. Постучать, поздороваться, спросить. Поблагодарить и уйти. Все проблемы имеют свойство разрешаться самым элементарным способом. Он даже и предположить не может, как на самом деле все вчера происходило. И хрен предугадает до тех пор, пока ему всего не объяснят.
И нечего ломать голову.
А вот дачи, кстати, домики напоминали только издалека. В даче должно быть что? Правильно – сад-огород, обнесенный давно некрашеным штакетником и несколько хозяйственных построек самого затрапезного вида. Там, сараюшка, навесик, беседка. Сортир типа «скворешник».
Так вот, всего этого возле домиков не было.
И домики были добротными постройками из кирпича, приземистые, с черепичными крышами, очень похожие друг на друга. У крайних домов трава заканчивалась сразу возле крыльца.
И тишина.
Есть такая история об осле, вспомнил Шатов. Кто-то очень умный высказал предположение, что осел, поставленный между двумя совершенно одинаковыми копнами сена, не сможет выбрать одну из них и умрет с голоду. Это между двумя копнами. А если выбрать нужно один из десятка домиков-близнецов?
Есть, конечно, практически беспроигрышный вариант. Нужно просто начать кричать что-нибудь привлекающее внимание. Набрать побольше воздуха и заорать, надсаживаясь, призывы ко всем людям доброй воли. Типа – кто-нибудь, отзовитесь! Выйдите на крылечки и побеседуйте с прохожим алкоголиком!
Шатов сплюнул от отвращения к самому себе. Все, в общем, с Евгением понятно. Сдрейфил Евгений. И сам не может понять, чего больше боится – того, что все ему вспомнившееся правда, или того, что нажрался до галлюцинаций.
А может быть, просто почувствовал что-то?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17